Володя открыл глаза.
— Лени не было?
— Не было. — Саша уже заправлял кофеварку свежим кофе. Она издавала протяжное сипение и распространяла приятный запах.
Саша любил, когда машина работает без перерыва, потому что это самый благоприятный для нее режим и она выдавала вкусный кофе. Только надо следить за маленьким красным шариком в стеклянной трубочке, который показывает уровень воды: вовремя нажать кнопку и наполнить машину водой. Мягко опустилась рукоятка, и машина отфильтровала первую порцию.
— Тебе привет от Ксении.
— Как она?
— Вполне.
— В Москву не собирается?
— Нет.
Саша передал кофе какой-то девушке, а Володе придвинул коктейль:
— Врачуйся. — И тут же вынужден был отойти к магнитофону, чтобы перевернуть кассету.
На кассете был записан латвийский ансамбль «Модо». Володе тоже нравился этот ансамбль. Преодолевая тесноту, ребята энергично танцевали. Были девушки в узеньких брюках, были — в пончо с мелкими кисточками; одна — в длинной бархатной юбке при коротенькой жилетке, расшитой бисером. Та девушка, что взяла у Саши кофе, танцевала, держа высоко над головой чашечку, и изредка из нее прихлебывала. Надела противосолнечные очки с голубыми перламутровыми стеклами, в которых все отражалось, как в зеркалах. Весело кричала, предупреждала: «Дорогу! У меня в руках пищевой продукт!» Ее партнер — парень в застиранном комбинезоне, в коротко подрезанных сапогах-кирзачах. Самозабвенно колотил ими об пол — убьем танцами ноги: благо — полуподвал, никто ниже не живет. Двое ребят были в «самокрасках» — белых майках, которые окунаются в кипящую краску с предварительно завязанными на них узлами. Когда узлы распускают, на месте узлов получаются непредугаданные рисунки, орнаменты.
В гущу танцующих попадала Таня Апряткина с подносом. Вместе со всеми протанцевала, чтобы как-то пройти. Это ей удавалось. Даже нравилось. Ее нежная улыбка стоила многих здесь улыбок. «Хозтесса!» — говорили про Таню.
Володя не отходил от стойки, ждал Леню. Так виднее — не пропустит. Саша для девушки в длинной бархатной юбке сделал коктейль в большом бокале, край которого он заснежил мелким увлажненным сахаром. «Работа художника», — оценил Володя про себя внешний вид бокала. Девушка оценила не в меньшей степени, потому что тронула пальцем сахарный снег и радостно засмеялась, палец совсем по-детски быстро облизнула. Саша уже принялся специальным ножом с лезвием, прогнутым посредине, очищать для кого-то апельсин.
Лени все не было. Что — писатель, в самом деле, съел его в редакции, как апельсин, что ли?
Между Володей и Леней сразу установилось доверительное понимание. Однажды они долго проговорили в баре. Разговор зашел о моральном образе мыслей. Леня доказывал, что важен поступок. Он определяет моральный образ мыслей: нагляден и ничего не требует, кроме своего свершения. Володя сомневался, ему казалось, что судить по поступкам иногда сложно. Его постоянно волнует, каким должен быть поступок врача в исключительном положении, совершенно по теперешним временам уже реальном: погиб человек, его можно оживить, но мозг умер. Брать на аппараты такого человека или не брать? А если его уже взяли на аппараты, то когда их отключать? Ведь рано или поздно отключить придется. «Дело сложное, — говорил Леня. — Я должен обдумать».
Несколько раз Леня заезжал к Володе на подстанцию и в клинику, интересовался деталями работы. Решал ситуацию, предложенную Володей. Достал книги по деонтологии — о врачебной этике в научно-исследовательской работе. Володя говорил, что здравый смысл в медицине полностью совпадает с формой общественного сознания. Леня не спорил против общественного сознания, но доказывал, что Володя в чем-то отражает ограниченность повседневной практики и его аргументы можно противопоставить научному мышлению. Володя категорически не соглашался и приводил в пример «скорую», где здравый смысл, по его мнению, является суммой научного мышления и повседневной практики.
Таня Апряткина принесла в двух закрытых одна другой тарелках еду. В баре знали, что это для Саши. Поставила тарелки сверху на кофейную машину, чтобы еда не остывала.
Володя еще немного обождал Леню, потом оставил Ксенины письма Саше и отправился домой: устал.
Как только добрался домой, раздался телефонный звонок. Леня.
— Мы разминулись в минутах.
— Ты взял письма?
— И взял и прочитал.
— Ну и что?
— Ксения молодец.
— Леня…
— Чего?
— Помоги ее оттуда выманить. Что-то мне без нее…
— Иди спи.
— Ты думаешь?