Теперь бы поворот в сюжете. А вот… в дверях сарая появляется человек с бородой, усами и палкой в руках. Настоящий Макар Кирпичев. Смотрит на происходящее: «Поганец!» Макар Кирпичев, конечно, в ярости. «Потом надо сцену с епископом, — подумал Леня. — Епископ серьезный враг театра, даже такого домашнего, который был в сарае. Надо переход к большому, настоящему театру. И еще нужен какой-то веселый эпизод, удалой. В трактире где-нибудь, чтобы было пестро, шумно, весело. Рюрику понравится».
Леня не понимал уже, кого он видел — Федю Волкова как Рюрика или Рюрика как Федю Волкова. Сейчас они уже казались для Лени одним целым, и это Федя Волков мог в редакции у Лени вспрыгнуть на стол и раскачивать лампу на потолке. Мог размахивать бутылками молний, вопить: «Пощады не будет! Не будет!» Ведь он тоже был актер и был молод.
О поездке в Ярославль Леня рассказал только Геле и Зине. Он хотел, чтобы Геля окончательно убедила его, что пьесу писать надо.
— Да и еще раз да. Тут Рюрик прав. Ты мне веришь, Ленечка?
— Неужели он бывает когда-нибудь прав?
— Бывает, Не часто.
— Вот бегемот!
— Он не бегемот, он — Рюрик.
— Разве что.
Сказала свое слово и Зина. Она произнесла его, сидя на стуле, как на троне:
— Я вас в беде не оставлю.
— Спасибо, Зиночка. — Леня знал, что так оно и будет.
— Не за что.
— Зина?
— Да?
— Окажите мне услугу. Позвоните по телефону в какую-нибудь церковь.
— Поведете меня под венец?.
— А… Нет, нет! — Леня искренне напугался. — Спросите, есть ли в русских церквах епископы?
— Есть.
— Откуда вы знаете?
— Из книг.
— Спасибо.
— Не за что, Леонид Степанович.
— Зина?
— Да?
— Вы исключительная девушка.
— Потому что не оставляю вас в беде?
— Рюрик и вас слопает.
— Что вы, Леонид Степанович, мы с Рюриком друзья.
— Как друга и слопает.
— Меня слопать нельзя, — ответила Зина вполне серьезно. — И вас тоже он не слопает, пока вы со мной.
— Зина, вы смелая?
— А вы сомневаетесь, Леонид Степанович?
Сегодня Зина весь день называла его по имени и отчеству; нравилось ей.
— Я надежная, — сказала Зина.
Пропуск заказан не был. «Опять», — в раздражении подумал Виталий и сменил квадратные очки на золоченые — чечевицы. Прошел в бюро пропусков к телефону, набрал номер отдела радиовещания «Наши дни».
— Лощин. Мне нужно пройти в редакцию. У меня договоренность.
— Я вам пропуск, кажется, заказывала.
— Кажется, не заказали.
— Ждите.
Всюду у него с секретаршами контакт, вот с этой заело, и непонятно, по какой причине. Даже с Зиной из «Молодежной» наладил более-менее приличные отношения. А она тот еще фруктик.
Виталий поднялся на лифте в «Наши дни», куда он нес на продажу порцию литературной бижутерии. Надо завоевать симпатию и этой, последней, секретарши. Что он, не в состоянии? Подарит книгу, которая, собственно, не нужна. Такая книга на потребу публике, как раз для секретарш.
Она сидела за столиком, между тумбами которого был приколот лист бумаги, до самого пола, прикрывающий ее ноги. Так называемая скромность. Все достоинство ее в том, что швы на чулках всегда ровные. Да, она носила именно чулки. Блондинка, но бесцветная и напоминает моль.
Виталий поклонился одними очками, не мигая поглядел на нее, потом раскрыл папку и вынул книгу о Брандо. Лицо Брандо красовалось во всю обложку.
— Вам.
Она подняла глаза:
— То есть?
Виталий еще раз поклонился очками.
«Сейчас я вас дожму, сокровище мое».
— Маленькая девочка выучивала новые слова и вставляла в свою речь, куда придется. Забавно получалось.
— Ничего не понимаю.
Зашуршали чулки, она подвигала ногами. Волнующий звук.
— Например, девочка говорит: «Я пошла». Вы ей: «Иди». Она вам в ответ: «То есть?» И вы оказываетесь в некотором тупике.
— Что вы хотите этим сказать?
— Что вы меня поставили в тупик.
Она небрежно пролистнула книгу. Замелькали опубликованные в книге кадры из знаменитых фильмов с участием Брандо: «Погоня», «Крестный отец».
— Люблю этого актера. Вы дарите?
— То есть? — Виталий улыбнулся очками.
Она взглянула на него с интересом. Попавшаяся на последнюю фразу, вынуждена была улыбнуться. «Дожал», — удовлетворенно отметил Виталий. Теперь он уже не выпадет у нее из тележки.