Часто звонил Володя Званцев. Спрашивал что-нибудь пустяковое, чтобы только спросить. Она отвечала, а он все равно не вешал трубку и опять спрашивал что-нибудь пустяковое.
Познакомилась Ксения с Володей при забавных обстоятельствах — в магазине «Овощи». У Ксении на хозяйственной сумке оборвалась ручка, и рассыпалась картошка. Володя проходил мимо, остановился, начал собирать.
— Сколько было?
— Пакет.
— Соберем поштучно пакет. Ручная работа. Народный промысел. — Собрал. Связал ручку у сумки. Ручка снова оборвалась, и картошка снова рассыпалась.
— Чертовня!
— Не беспокойтесь. Не надо.
— Этот шедевр надо мной издевается! — Володя собрал картошку, но теперь к себе в сумку. — Идемте.
— Куда?
— Туда, куда шла картошка.
И они пошли. Ксения подчинилась Володе, сама не зная почему. Приятное безволие. Спросила:
— Вы знакомитесь на улице?
— А вы?
— Познакомилась с вами.
— Улица — рассадник опасностей, раз. И вы со мной еще не познакомились, два.
— Верните мне картошку, и я пойду. Не улица рассадник, а подворотни. Надо внимательно читать газету «Молодежная».
Он незамедлительно и как-то подчеркнуто протянул ей сумку.
— Но как же ваша сумка? — спросила тогда Ксения. Она была странно уступчива в тот день, для себя неузнаваема.
— Никак.
— Я вам верну.
— Конечно. Затаскаю по судам. — И сообщил свой номер телефона — ноль три.
С тех пор Володя пытается выяснить у Ксении, кто из них с кем окончательно познакомился. На что Ксения неизменно отвечала:
— Ты же грозился затаскать по судам?
— И затаскал бы. Я сутяга.
Ксения испугалась Володи, своего неожиданного чувства к нему. Действительно, чертовня. Опасность. Вирус, что ли, в этой картошке был! Заболела Ксения, вроде дурноты какой-то. Иначе и не назовешь. Попыталась сопротивляться: спряталась в «своей» библиотеке на заводе. Володя, конечно, нашел. «Зачем? К чему это приведет, — думала Ксения, — если мы постоянно будем вместе? Такие разные, несхожие». Володя, как электромагнитный кран, тянул все на себя и заставил Ксению, пусть и в последний момент (это она так себя теперь успокаивает, что в последний момент), но подсоединиться к его цепочке доказательств. Ввергал в такую напряженную деятельность, которой был переполнен сам: с полной отдачей работал в клинике и еще дежурил на «скорой». Его Скорая медицинская помощь — своеобразный завод с диспетчерами, справками текущего дня, радиосвязью, статистиками, эвакуаторами, станциями, подстанциями.
Володя подарил Ксении черепаху. Сказал, зовут Керамикой, ест кашу с травой и капустой. Можно и картофель вареный из пакета.
Черепахе обрадовалась мама. Сажала в сумку и гуляла с ней. Мама животных понимала лучше, чем собственную дочь. Мать и Ксения были друг от друга свободны. Свобода прежде всего исходила от матери — с самого детства Ксении: мать не хотела загружать себя проблемами по воспитанию.
Когда Ксении бывало не по себе, «сумма ее переживаний образовывала некую единицу» (говоря словами Володи Званцева), она звонила Лене Потапову, чтобы поболтать, вспомнить Дом художественного воспитания; сколько среди них выступало бойких пророков, доказавших — все мысли повторяются, беспощадных реформаторов…
В конце разговора Леня спрашивал:
— Как поживает Володя?
Ксения при первой же возможности познакомила Леню с Володей. И они сразу понравились друг другу.
— Он подарил мне черепаху.
— Символ мудрости и долголетия.
— Я не выдержу.
— Чего?
— Мудрого долголетия. Или долголетней мудрости. Не знаю — чего больше.
— Он подлинный врач.
— Он заготовитель рыжиков.
— Что ты мелешь, Ксения?
— Спроси у него.
Ксении не было стыдно, что она подловила наивного, доверчивого Леню. Он был создан для того, чтобы над ним подшучивали. Ксения это делала крайне редко: Леня Потапов был ее ближайшим в классе другом. Ленина мама Антонина Михайловна пророчила Ксению в невестки, но когда убедилась в том, что этого не произойдет, не обиделась, сказала:
— Помоги мне поскорее женить Леньку.
— Его женят, не сомневайтесь, Антонина Михайловна.
— Ты вот подвела.
— Со мной вы бы наплакались.
— Я бы тебя обласкала.
По-прежнему Ксения чувствовала себя в доме у Антонины Михайловны лучше, чем в собственном, чувствовала себя обласканной, получающей домашнее тепло.
Рыжиками, как объяснил Ксении Володя, назывались пузырьки желтого стекла из-под эфира, в которые наливался спирт и которыми пользовались в медицине в обмен, потому что спирт требовался для работы в каждой лаборатории: его вечно не хватало. Рыжики можно было поменять на жаростойкие шприцы, на реактивы, на кислоты. «Конвертируемая валюта», — говорил Володя.