Секунд через двадцать Ларсен окончательно решил не пинать его ногой в лицо.
— Ну что, больше не будешь трепаться зазря? — поинтересовался он.
Глассис кивнул. Я отпустил стул.
— Где патроны? — спросил Ларсен.
Я вытащил патроны из кармана и нарочито аккуратно разложил на столе.
Ларсен опять зарядил пистолет. Глядя, как его ручищи гладят вороненый металл, я почувствовал дурноту, потому что помнил, каков тот на ощупь.
— Чтоб больше никто не лапал, ясно? — сказал он.
С пистолетом в руках он направился в спальню и закрыл дверь.
Единственным, что тогда мне пришло в голову, было: «Глассис был прав, когда говорил, что Ларсен просто свихнулся на почве этого пистолета. С ним то же самое, что и с Инки. Пистолет обязательно должен быть при нем. Это и беспокоило его все утро, только он этого не понимал».
Потом я опустился на колени рядом с Глассисом, который все еще лежал на полу, приподнявшись на локте и глядя на дверь спальни. Отметина от руки Ларсена на щеке стала кирпично-красной, а по скуле, где рассеклась кожа, стекала струйка крови.
Я шепотом, очень тихо рассказал ему, что мне только что пришло в голову насчет Ларсена.
— Давай свалим отсюда при первой же возможности и напустим на него полицию, — закончил я.
Глассис слегка покачал головой. Он продолжал таращиться на дверь, левый глаз у него спазматически подмигивал. Потом он вздрогнул, и глубоко в глотке у него что-то булькнуло.
— Не могу поверить, — проговорил он.
— Это он убил Инки, — прошептал я ему в ухо. — Я в этом почти убежден. И только что был на дюйм от того, чтоб убить и тебя тоже.
— Да я не про то, — сказал Глассис.
— А про что же тогда?
Глассис помотал головой, словно пытаясь выбросить из нее какие-то мысли.
— Про то, что я видел, — ответил он, — или, вернее, понял.
— Пистолет? — вопросил я. Губы у меня пересохли, и я едва выговорил это слово.
Он как-то странно посмотрел на меня и поднялся.
— Теперь нам обоим лучше держать ухо востро, — сказал он, и добавил шепотом: — Сейчас ничего не выйдет. Может, получится к вечеру.
Через порядочный промежуток времени Ларсен крикнул мне, чтоб я согрел ему воды побриться. Я принес ему воду, и к тому моменту, как я уже жарил мясо с бобами, он вышел и уселся за стол. Он весь был намыт и выбрит, а отдельные клочки волос вокруг плеши гладко причесаны. Полностью одет и в шляпе. Но, несмотря на все это, вид у него оставался все тот же желтый, нездоровый и прибалдевший. Мы съели мясо с бобами и выпили пиво, не проронив ни единого слова. К тому времени уже стемнело, и в стеблях осоки завывал несильный ветерок.
Наконец Ларсен поднялся, раз обошел вокруг стола и сказал:
— Давайте-ка сыграем в лошадиный покер.
Пока я мыл тарелки, он принес чемодан и хлопнул его на маленький столик у стены. Вытащив из кармана пистолет Инки, он секунду смотрел на него. Потом положил пистолет в чемодан, закрыл его и крепко перетянул ремнями.
— Поиграем и поедем, — сказал он.
Я даже и не понял, почувствовал при этом облегчение или нет.
Играли мы по десять центов, и прямо с самого начала Ларсен принялся выигрывать. Со стороны все это выглядело, наверное, довольно дико: я, ерзающий как на иголках, Глассис с раздутой левой щекой, вглядывающийся в карты сквозь правое стекло очков, поскольку левое разбилось, когда Ларсен ему врезал, и Ларсен при всем параде, будто на вокзале в ожидании поезда. Все шторы были опущены, и подвешенная под потолком лампочка, прикрытая шутовским колпаком из газеты вместо абажура, отбрасывала на стол круг яркого света, хотя остальная часть комнаты оставалась слишком темной, чтоб я чувствовал себя в своей тарелке.
После того как Ларсен выиграл у каждого из нас долларов по пять, я и услышал тот шумок. Поначалу я даже не был уверен, что не ослышался, потому что он был очень тихим, а за окном сухо шуршала осока, но забеспокоился сразу.
Ларсен перевернул короля и сгреб очередную ставку.
— Вы сегодня в ударе, — заметил Глассис, улыбнувшись, — и тут же заморгал, потому что улыбаться было больно.
Ларсен насупился. Похоже, его ничуть не радовали ни собственная удача, ни замечание Глассиса. Его свиные глазки продолжали двигаться тем же самым манером, что давил нам на нервы с самого утра. А я безостановочно размышлял: «Наверное, все-таки это он убил Инки Козакса. Мы с Глассисом для него мелюзга. Наверное, он уже соображает, не убить ли и нас заодно. Или же собирается как-то нас использовать и прикидывает, сколько нам можно рассказать. Если он что-нибудь затеет, опрокину на него стол. То есть если успею». Он начинал казаться мне совсем чужим человеком, хоть я и знал его десять лет, и это был мой босс, который платил мне хорошие деньги.