Гарнер молчал, ожидая ответа Кэт. Он не торопил ее и не подсказывал ей ответ. Ему хотелось, чтобы она решила за себя. И он ничем не высказывал своего искреннего желания услышать короткое «да».
— Я не тороплю тебя с ответом, Кэт, ты можешь подумать до вечера. У нас есть еще время.
Вслед за этим Гарнер взял колокольчик и позвонил. Вошел мулат, впустивший их в дом. Гарнер отдал распоряжение:
— Накройте на стол.
— Где прикажет хозяин накрыть? — спросил мулат.
Гарнер на минуту задумался и потом ответил:
— Принесите сюда.
Мулат бесшумно вышел, тихо прикрыв за собою дверь. Гарнер и Кэт опять остались вдвоем.
Гарнеру хотелось многое рассказать Кэт, поделиться с нею, излить свою душу, но он молчал, связанный неполученным ответом. Кэт это чувствовала и поэтому была не совсем спокойна. Она не знала, как быть. Ее чувства к Гарнеру подсказывали «да», ее желание быть всегда на глазах у людей, чтобы поражать своею красотой, толкали ее сказать «нет».
Так сидели они молча в ожидании заказанного Гарнером обеда. К обеду было подано красное вино. Гарнер наполнил бокалы и предложил Кэт выпить. Та с удовольствием взяла хрусталь в руки и, словно ища спасительного ответа в вине, залпом выпила весь бокал.
Выпитое вино подействовало. К концу обеда они оживились, словно забыв о всем на свете, отдались воспоминаниям детства и своим проделкам в школе.
Смеясь, Кэт рассказывала о старой учительнице пения, которой они подменили камертон, положив ей испорченный, давно уже фальшивый инструмент.
Шутки оборвались как-то сразу, когда они встали из-за стола. И опять на хрупкие плечи Кэт свалилась тяжесть неданного ответа.
Ей было так хорошо с Гарнером, и она знала, что он любит ее. И это было решающим в ее раздумье.
Она подошла к Гарнеру, обхватила его за шею и прильнула к нему. Их губы искали друг друга. Кэт прошептала:
— Это мой ответ.
Она осталась у Гарнера.
Боннот, этот несравненный шофер, выехав за Париж, пустил машину под откос, а сам вместе с бандитом направился пешком в сторону близлежащего леса. Они шли около двух часов и, наконец, перед их глазами выросли очертания небольшой лесной избушки. Когда они приблизились, навстречу им выбежал огромный дог и, лая, приблизился к Бонноту, своими прыжками выражая радость и любовь к хозяину. Через минуту они были в комнате. И только тогда Боннот обратился к своему спутнику:
— Где Жак?
— Он убит, — ответил его собеседник. И немного помолчав, добавил: — убит Гарнером.
— Что?! — вырвалось у Боннота. — По моему, ты врешь, Пьер.
— Нет, я не вру. — И Пьер рассказал все, что произошло в комнате отеля.
Боннот задумался. И на его лице нельзя было прочесть, какие мысли пролетали у него в голове. Только иногда желваки вздувались под кожей, а это был верный признак, что Боннот чем-то недоволен.
— Кто эта девчонка? — спросил Боннот.
— Не имею никакого понятия. Я уже сказал, что, когда Гарнер поднял пистолет, чтобы пристрелить ее, она назвала его неизвестным мне именем «Джо». Он кинулся к ней, а когда прибежали слуги, увлек ее в другую комнату, оставив меня одного.
Боннот не ответил ни слова на замечание Пьера. Он протянул руку и сказал:
— Давай, что у тебя есть.
Пьер передал ему диадемму, находившуюся до сих пор у него в кармане.
Возглас восторга вырвался из груди Боннота.
— Ого! Умеют индийские раджи украшать свою чалму дорогими безделушками! Даже одна из этих штучек была бы шикарнейшим подарком для моей Венеры. Какая жалость, что ее сцапали лягавые.
— Жалеть-то особенно не о чем, — заметил Пьер. — Она не придумала ничего умнее, как назвать тебя и Гарнера полицейским ищейкам и указать наше самое безопасное место.
Боннот усмехнулся.
— Я никогда не ожидал от нее верности. Поэтому она всегда знала очень мало.
Полюбовавшись еще некоторое время бриллиантовой диадеммой, Боннот, отодвинув шкаф, бросил ее, завернув в носовой платок, в отверстие, бывшее за шкафом.
— Теперь мы с тобою перекусим, покормим нашего дога и отправимся в Париж.
Вечером этого же дня Боннот звонил у дверей особняка, за дверью которого скрылись Гарнер и Кэт. Ему открыл тот же мулат и так же вежливо пропустил вперед.
— Хозяин дома? — спросил Боннот.
— Нету. Он приказал старику загримировать себя и его спутницу, и они уехали развлекаться.
И опять у Боннот вздулись желваки. Он не сказал ни слова, направляясь в комнаты.
И уже в кабинете, куда он прошел вместе мулатом, он отдал приказание:
— Я лягу отдохнуть. Когда придет Гарнер, разбуди меня.