(c) C.Лем
ЭФФЕКТ СОЛЯРИСА
Я никогда не спрашиваю клиентов, кто их гости.
Делаю вид, будто не замечаю разницы.
Вежливо улыбаюсь, когда по коридору идет седой мужчина, держащий за ручку семилетнюю девочку.
Говорю: «Добрый день».
Потому что желать на Солярисе «Доброй ночи» нет никакого смысла.
Говорю: «Хорошего дня, юная леди».
Потому что клиентам нравится, когда я вежлив с их гостями.
Девочка одета в школьную форму – белый фартук и огромные белые банты. Она неловко улыбается, прячась за руку взрослого.
Здесь никто никогда не спрашивает о гостях.
Я не должен спрашивать у женщины с подростком, ее ли это сын. Максимум, подмигнуть пареньку и похвалить модельку звездолета, которую тот крепко прижимает к себе.
Сказать: «Классный корабль».
Не важно улыбаются тебе в ответ или смотрят, как на пустое место. Никогда не спрашивай клиента, кто его гость.
То, что происходит в личной каюте не касается никого. Иногда, если идти по коридору ночью, можно услышать какие-то звуки. Они прорываются сквозь тройной лист сталепластика, то ли плач, то ли крик, то ли стон…
Не спрашивай клиентов, кто их гости, и не засыпай нигде, кроме своей комнаты.
Два главных правила Соляриса.
Кажется, что проблем с этим возникнуть не может.
А потом, вымотанный после двух рабочих смен – синей и красной – ты проваливаешься в сон. Прямо за столиком в кафетерии, рядом с недопитой чашкой кофе.
Снится станция. Я снова встречаю вновьприбывших, показываю им комнаты, рассказываю несложные правила, и отвечаю на глупые вопросы. Успокаиваю недовольных, разбираюсь с жалобами и вызываю ремонтников, когда что-то выходит из строя.
Как же глупо делать во сне то, чем и так занимаешься в реальности.
Проснувшись, не сразу осознаю произошедшее. Закрываюсь рукой, хочу ухватить у сна еще мгновение, но синий рассвет слепит сквозь закрытые веки. По привычке шарю рукой, пытаясь нащупать темные очки, и резко вскидываю голову, поняв, что сплю не на кровати.
Сонливость пропадает мгновенно. В панорамном окне кафетерия брезжит рассвет. Синяя звезда едва показалась над горизонтом, но уже подожгла океан, превратила его в иссиня-белую гладь.
Стены кафетерия тускнеют, выцветают под лучами голубого гиганта.
«Не смотрите на синее солнце без дополнительной защиты».
Эта строчка есть в каждом буклете по Солярису.
Тени исчезают, сморщиваются под синими лучами. Уменьшаются, боязливо заползают обратно под столы и стулья.
Глаза слезятся, но отвернуться я не могу. Я смотрю на девушку напротив.
Уронив голову на стол, раскидав по столешнице длинные волосы, она спит.
Сжимает тонкими пальчиками мою чашку кофе.
Нет, нет, нет.
Не может быть.
Сервоприводы приходят в движение, климатическая установка гудит, охлаждая мгновенно нагревшийся воздух. Автоматика начинает медленно опускать заслонки на окна.
Хочется убежать, выскочить в коридор, но тело не слушается.
Я смотрю, как она поднимает голову. Белый ореол вокруг волос режет глаза, кажется, будто воздух вокруг движется, извивается, ползет по локонам вверх. Волосы пылают белым пламенем, а вместо лица – тень.
– Ян.
Ну конечно она произносит мое имя.
С гулким стуком на окна опускаются герметические заслонки, на миг кафетерий погружается в полумрак, а потом потолок загорается мягким светом. Тусклым и желтым, по сравнению с голубым восходом.
Я наконец-то могу разглядеть лицо.
Амелия.
Какого черта она тут забыла?
– Как ты тут оказалась? – выпаливаю я.
Амелия, начавшая было потягиваться замирает, кивает, словно бы ожидала такого вопроса.
– Как и все. Прилетела на «Пилигриме».
Секунду я перевариваю услышанное.
– Черт, ну ты же меня напугала. Я подумал…
Не договариваю. Амелия перегибается через стол и клюет меня в щеку.
– Извини, просто хотела устроить братишке сюрприз.
Я смеюсь. Сам не знаю, чего в этом смехе больше – радости или облегчения. Хватаюсь за кружку, хочу сделать глоток, пусть даже уже остывшего кофе. Но кружка пуста, с черным разводом на дне и следом красной помады у края.
– Давай я скажу за кофе, а то снова усну прямо на стуле, – говорю я. – Тебе взять?
Амелия кивает, я забираю грязную кружку и иду к буфету.