Выбрать главу

- Простудитесь, товарищ командир, - заметил Шаров и предложил: - Хотите чашку кофе?

- Спасибо, потом. Я лучше переоденусь.

Он забежал в каюту, переоделся, хотел позвонить Осипенко и предупредить, что заглушку надо испытать на максимальной глубине погружения, но передумал, решив, что старпом и сам должен догадаться об этом.

И верно, как только давление в отсеке упало до нормального, Осипенко увеличил глубину погружения сначала на десять метров, потом еще на десять...

- Знаете, товарищ капитан третьего ранга, какое давление было у этой струи?

- Какое? - спросил Аксенов.

- Около десяти атмосфер. Вы видели когда-нибудь кузнечный пресс? Он чугунную болванку в лепешку расплющивает. Так вот забортное давление воды было выше. Верно я говорю, товарищ командир?

- Верно. А вы могли бы подсчитать, за какое время отсек был бы затоплен, если не заглушить это отверстие?

- Могу. Какое сечение краника?

- Считайте один сантиметр.

Шаров принимается за расчеты. Аксенов с интересом следит за ним и невольно восклицает:

- Не может быть!

- Все точно! - Шаров самодовольно ухмыляется. - Вот такая арифметика...

На переходе к полюсу особых заданий не предусматривалось, и Стрешнев, дав экипажу отоспаться, почти все свободное от вахт время отдал в распоряжение Аксенова. Правда, утверждая план партийно-политической работы на переход, он удивился, что замполит предусматривает слишком уж много бесед и докладов, но возражать не стал. Ему хотелось дать Аксенову больше самостоятельности и посмотреть, на что он способен. "Офицерский состав слишком занят, чтобы готовить доклады, неужели Аксенов думает все это провести?"

Но оказалось, что Аксенов еще при подготовке к походу не терял времени даром. Узнав, что на лодке пойдут режиссер и два кинооператора, он сумел отыскать на кинобазе несколько их фильмов. Один из операторов только что вернулся с Ближнего Востока, а другой оператор и режиссер объехали чуть ли не весь Советский Союз, снимая фильм "Только один день". И вот теперь они рассказывали о поездках, показывали свои фильмы. Уже после первых двух бесед эти встречи с "киношниками" стали настолько популярными, что им пришлось повторять каждую беседу трижды - для каждой смены вахт. По существу, это был своеобразный кинолекторий, и теперь уже не только матросы и старшины, а и все офицеры старались не пропустить ни одного занятия. Стрешневу удалось побывать лишь на одном из них, и он пожалел, что не смог присутствовать на других. Сегодня он собрался во второй раз, но перед входом в матросскую столовую его ошарашило наклеенное на переборку объявление: "Сегодня океанолог Н. А. Корнеев рассказывает о "Поцелуе Жаннеты".

"Что за черт? - не поверил своим глазам Стрешнев. - Если это название фильма, то при чем тут океанолог?"

Однако, отдраив дверь, он действительно увидел Корнеева и присел в заднем ряду.

- В этот год мы дрейфовали на станции "Северный полюс - четырнадцать", вот здесь, - Корнеев ткнул указкой в висевшую на переборке карту. Начальником станции у нас был Юрий Борисович Константинов. Ну, дрейф как дрейф, живем, работаем, льдина потихоньку тает, а мы мерзнем. В эту экспедицию нам почему-то дали мало угля, отапливались мы водой, поступающей в батареи от дизелей. Ну, понимаете, механика тут несложная, то есть батареи наши вместо радиаторов были у двигателей.

Умно, рационально и... холодновато. Однако, ничего, народ у нас подобрался тертый, зимовавший и в Арктике и в Антарктике. Худо стало, когда нашу льдину в архипелаге Де Лонга стало прижимать к острову Жаннеты. Начались торошения, разломы, подвижки, подводные толчки и прочие малоприятные явления. В довершение всего коварная Жаннета повесила над нашим лагерем свои острые скалы...

Корнеев рассказывает неторопливо, с юморком, но никто не улыбается. Стрешнев наблюдает за моряками, видит, как по ходу рассказа меняется выражение их лиц, потом Стрешнева и самого настолько захватывает рассказ Корнеева, что он уже не замечает сидящих рядом, переживая все перипетии драматической истории, связанной с "поцелуем Жаннеты".

И он досадливо морщится, когда неожиданно появившийся за его спиной вахтенный шепчет ему на ухо:

- Товарищ командир, вас просят в центральный пост.

Едва он появляется в центральном посту, как Осипенко докладывает:

- Акустики прослушивают шумы винтов.

Стрешнев идет в выгородку к штурману, Горбатенко отодвигается, уступая ему место у карты.

Судя по всему, они встретились с атомной лодкой. Та идет курсом на зюйд-зюйд-вест восемнадцатиузловым ходом.

- Контакта с нами они не имели, - докладывает за спиной Осипенко. - Мы же получили контакт в режиме шумопеленгования, после чего я уменьшил ход до самого малого. Сейчас дистанция увеличивается.

И как бы в подтверждение его слов, из акустической рубки докладывают:

- Пеленг быстро меняется вправо, тон эха много ниже.

"Вот и в Арктике стало тесно, - подумал Стрешнев. - Хорошо еще, что они нас не услышали. Видимо, не предполагали, что могут тут кого-либо вообще встретить, вот и прохлопала их служба".

- Спасибо, - говорит Стрешнев старпому.

Перед самым походом Матвей успел перечитать записки командира американской атомной лодки "Скейт" Джеймса Калверта и обратил внимание на то, что Калверт весьма недвусмысленно говорит о целях освоения американцами Арктики. Он пишет, что в полученном им оперативном приказе прямо говорится, что "использование Северного Ледовитого океана для боевых действий окажется возможным, если подводные корабли будут в состоянии всплывать на поверхность хотя бы периодически..."

Значит, все-таки для боевых действий. Конечно, район Арктики очень удобен не только потому, что лодку тут почти невозможно обнаружить. Суть еще и в том, что из Арктики установленные на американских лодках ракеты "Поларис" могут простреливать почти всю территорию Советского Союза.

Стрешнев пишет радиограмму командованию о времени обнаружения, координатах, курсе и скорости лодки.

Шумы ее винтов уже еле прослушиваются. А вот акустики уже докладывают, что горизонт чист.

19

- До полюса осталось полторы мили! - доложил Горбатенко.

Все, находившиеся в центральном отсеке, потянулись к эхоледомерам и телеэкрану. Перья эхоледомеров вычерчивали острые выступы нижней кромки полярных льдов, а на телеэкране изображение вообще было настолько мутным, что невозможно было ничего различить.

Стрешнев поднял перископ. По сравнению с черно-белым телевизионным изображением через перископ картина представилась более красочной и яркой, потому что объектив перископа находился ближе к нижней кромке льда, чем объектив телекамеры. В темно-зеленой воде отчетливо проступали неровные выступы льда, казалось, они нависли над самой головой, и лодка вот-вот зацепится за них. У Стрешнева даже дрожь пробежала по телу, хотя он знал, что от ограждения рубки до этих выступов добрых два десятка метров.

- До полюса один кабельтов! - опять доложил штурман. И упавшим голосом добавил: - Толщина льда двенадцать метров.

"Видимо, на самом полюсе всплыть не удастся, - подумал Стрешнев, все еще с надеждой следя за перьями эхоледомера. - Придется искать полынью где-нибудь поблизости".

Но вот лодка миновала полюс, прошла еще около двух миль, а лед был сплошным, даже трещины не удалось обнаружить. Приказав лечь на обратный курс, Стрешнев спросил у Кошелкина:

- Какова скорость подвижки льдов в этом районе?

- Около двух с половиной миль в сутки.

- Штурман, рассчитайте четыре галса в квадрате трех миль, - попросил Стрешнев. Если в этом квадрате не окажется ни одной полыньи, то в течение ближайших суток нечего и надеяться всплыть в районе полюса. Это понимали все.

Обидно, конечно, пройти подо льдом не одну сотню миль и не иметь возможности всплыть точно на полюсе. "Ну а, в общем-то, какое это имеет значение, если всплывем в четырех-пяти милях от него? - думал Стрешнев. Все необходимые замеры в точке полюса мы и так сделали, остальные проведем по льду, если все-таки найдем полынью".