— Товарищ капитан третьего ранга, я с Беловым поговорю. О нашем общем решении мы вам сообщим в течение часа, — сказал Алексей примирительно, подчеркивая свое офицерское равенство, и с достоинством вышел из канцелярии.
Шевляков решил проблему в их общих интересах. Друзья получили направление на Дальний Восток.
Владимир Белов прибыл в отдел кадров политуправления Тихоокеанского флота первым из молодых лейтенантов, выпускников 1981 года. Но прежде, в первый же день лейтенантского отпуска, он уехал к себе на родину, в белорусскую деревню. Два месяца долгожданного отдыха пролетели, не оставив в памяти ничего стоящего. Встречи с одноклассниками, какие-то невнятные отношения с девчонками на танцах — одним словом, праздность как предчувствие главного на тот момент события в жизни. Наблюдая за жизнью своих одноклассников, Белов начинал понимать всю трудность выбранной профессии и ответственность за офицерское звание, которое он только что получил. В основном годы учебы прошли в караулах, на строевых занятиях, в ходе бесконечных занятий в аудиториях. В то же время он с удивлением обнаружил разницу в жизни со своими сверстниками. Те и не стремились получить высшее образование, а отслужив срочную, работали на местных предприятиях. Получал простой рабочий не меньше инженера. Примерно 300 рублей, в то время как первое офицерское жалованье Владимиру начислили в размере 210 рублей. День у парней был не слишком загружен, вечера свободны. Одним словом, гражданка. Но поверхностные наблюдения не могли поставить под сомнение правильность выбранного пути.
Встреча с родителями и друзьями по школе не затянули душевной раны развода с женой. Он задавал себе один и тот же вопрос: почему Лена, как только он перешел на четвертый курс, в категоричной форме отказалась ехать с ним на флот?
Он, конечно, понимал, что ее отец, полковник, начальник кафедры военного училища связи, сможет оставить его служить в Киеве. Но сам-то Белов этого не хотел. Владимир, как и большинство его сокурсников, стремился на флот, на корабли. Именно это он и пытался объяснить родителям своей бывшей жены. В ответ же сталкивался с откровенной насмешкой. А когда теща на очередном семейном совете обозвала его неотесанным деревенщиной, сославшись на неграмотную мать и пьющего отца, Владимир не выдержал. Собрал вещи и ушел. Снял квартиру и предложил Лене пожить отдельно от родителей. Та отказалась и поставила ультиматум: или возвращаешься и мы живем по совету родителей, или сделает аборт и — развод. Тогда они ждали ребенка…
Советоваться было не с кем, и Владимир пошел к своему командиру, капитану третьего ранга Шевлякову. Тот его по-мужски понял. Может быть, на самом деле не хотел огласки, которая могла бы, наверное, помешать его будущей карьере. Шевляков прикрывал Белова целый год и помог распределиться на Тихоокеанский флот. Поэтому Владимиру нужно было как можно быстрее забыть прошлую жизнь и начинать ее заново.
Он прервал отпуск раньше времени и поехал к месту службы. До Москвы — на поезде, до Хабаровска — самолетом. В хабаровском аэропорту задержала непогода. Да и билетов не было.
Лицо советского Дальнего Востока было деревянным, пахнущим хлоркой, давно не мытыми телами пассажиров. Места не хватало, залы ожидания не были рассчитаны на такое количество народа. Люди сидели, лежали, стояли где придется. На лежащих на полу пассажиров не обращали внимания. Приходилось через них перешагивать, а иногда и наступать на человека. Тот лишь жалобно издавал покорные стоны и снова впадал в полудремоту. Все понимали, что неудобства через день-два закончатся, и потому безропотно переносили вынужденное ожидание. К тому же на каждом углу давали бесплатный чай. Незабываемый напиток, настоянный на кореньях лимонника. Выпив его, человек начинал понимать величие края, в который приехал, и всю незначительность временных трудностей. Это был эликсир бодрости духа и жизненного оптимизма.
Динамики, развешанные «черными квадратами Малевича» на желтых стенах зала ожидания, каждые тридцать минут с шипением и треском что-то объявляли. После этого пассажиры еще минут двадцать переспрашивали друг у друга, о чем же им сообщили. В эти минуты зал шипел так же, как только что хрипевший динамик. Желающих улететь было больше, чем авиарейсов. Из этой точки на географической карте Союза авиамаршруты пролегали на Камчатку, на Север и Урал, во Владивосток и Пекин. Особенно сложно было улететь во Владивосток. Хотя это была, как ни парадоксально, ближайшая точка маршрута. Город-то закрытый! Пограничный контроль, пропуска, отметки в паспорте, до минимума сокращенное количество гражданских рейсов создавали порой труднопреодолимые препятствия желающим воочию увидеть красоту бухты Золотой Рог.