Возможно, послушаюсь. Почему не сделать приятное хорошему человеку? Но только — если этот «кто-то» и мне самому активно не понравится. Как Каток или Лапиков, например.
Нет, в себе я был уверен.
Потому что искренне жалел сейчас, что не трахнул, когда была такая возможность, Ларису. Сейчас, в мечтательном состоянии, она была чудо как соблазнительна. А если тебя тянет налево — это верная примета, что ты сам себе хозяин.
И я в расстроенных чувствах — а как бы славно все почитатели Девки могли передраться, если бы организаторы этой акции не оказались так предусмотрительны! — отправился к начальству. Дверь у них была плотно прикрыта, голоса слышно, но слов не разобрать. Вежливо постучав, я вошел после разрешения. Доложил, что чувствую себя еще неважно и хотел бы взять тонизирующие таблетки. Мне разрешили. Катков сам, не доверяя мне связки ключей, отпер шкаф, в котором среди оружия лежали и шмотки, бывшие на мне, когда меня схватили в Абрамцеве. Там же и рюкзачок. Я, честь по чести повернувшись к свету и к почтенной публике, достал аптечку, а из нее таблетки. Все на виду, мне скрывать нечего. Я, может, полгода на этот фокус убил.
Футлярчики со стеклянными ампулами газовых гранат мягко скользнули в руку, но тут Каток, точно у него были глаза на затылке, засмеялся:
— Зря ты это, Муха. Пусты твои закрома. Неужели ты понадеялся, что я после твоих выкрутасов у Девки хоть один шанс тебе оставлю?
Это и называется: полный облом.
Глава двадцать четвертая. «Гвозди бы делать из этих людей»
Генерал-лейтенант Ноплейко Иван Васильевич, начальник САИП ФСО РФ, пил утром 9 февраля крепчайший кофе, чтобы и после бессонной ночи сохранять полную работоспособность. Слишком ответственный настал момент. Апогей, фигурально выражаясь, всей операции. Он пил крепчайший кофе, принесенный адъютантом, и в ожидании Гнома набрасывал тонко заточенным карандашом ТМ эскиз памятника. Иван Васильевич неплохо рисовал с детства, его в свое время даже уговаривали пойти в художественное училище. Но он выбрал военное. Родине нужны в первую очередь солдаты. А художники... Любой настоящий солдат, получив соответствующий приказ, может стать художником. А вот наоборот — не получится. Наоборот — вряд ли.
Памятник вырисовывался такой: громадная фигура друга Бори с непокрытой, развеваемой ветром перемен седой шевелюрой. Одной рукой он опирается на коленопреклоненного (чтобы удобнее было целиться во врагов) маршала Ноплейко, а другую протягивает тоже коленопреклоненной (символ дисциплинированности) грудастой (символ плодородия), но со строгим скорбным лицом (символ истового служения долгу) женщине. Лицо ее Ноплейко не стал прорисовывать. Тут все зависело от места установки типового монумента. Оно будет тонким горбоносым — в Армении, плосконосым — в Киргизии, средне-чернявым — в Чечне. И так далее. У каждого народа Родина — мать. Вот она и пришла, принесла присягу Отцу. Нормально. Но первой, конечно, будет Грузия. Республика, в которой впервые и с блеском сработает его, Ноплейко, система восстановления Державы. Эта система покажет другу Боре, что все, кого он доверчиво допустил к себе, — бездельники, воры и болваны. Только он, только верный Ваня способен служить ему бескорыстно и эффективно. Вот тогда друг Боря все поймет, ему станет стыдно перед несправедливо отодвинутым в тень вернейшим другом Ваней. И он наконец скажет...
Что скажет друг Боря, Иван Васильевич представить не успел. Потому что карандаш совершил святотатство. Протянутая рука монумента показалась ему, карандашу, слишком пустой. И он, карандаш, несколькими штрихами вложил в эту могучую правую руку пустую рюмку. Сразу лицо монумента приобрело живое воодушевленное выражение: «А-а, фигня все это! Наливай!»
Генерал, мигом опомнившись, отбросил грифельного предателя и, схватив резинку, стер всю руку центральной статуи. А потом еще мелко порвал листок, свалил ошметки в пепельницу и поджег. Вот почему еще Иван Васильевич не пошел в художники. Это дорога — к сумасшествию. Потому что у художников кисти, перья и карандаши имеют свойство становиться самостоятельными. Точно кто-то извне начинает двигать твоей рукой, и тогда она способна нагородить такое... Солдату проще. Он всегда знает, от кого и против кого исходит приказ.
Ноплейко посмотрел на часы: ну где же этот чертов Гном? Время поджимает, самолету вот-вот надо вылетать.
Нет, это удивительно, как четко и ясно мыслится и работается, когда у тебя есть четкая и светлая цель. Когда цель эта — процветание Державы, матери-Родины.
Ситуация беспроигрышная. Этот изменник Шеварднадзе, выдавший тех, кто стремился сохранить СССР и этим напугавший нестойких, сгинет. Уцелеть на этот раз, когда операция подготовлена с тройной перестраховкой, ему просто невозможно. Те, кто придут на его место, либо они будут слушаться и тихо-скромно опять проситься под крыло России, либо Грузия станет изгоем в международном сообществе. Как Ирак. Ни о каком НАТО, ни о какой перекачке через них нефти не будет и речи.
Если же, о чем смешно думать, но думать генерал обязан по должности, — если вдруг что-то все-таки не заладится и предатель уцелеет, все равно САИП будет на высоте. Служба генерала Ноплейко представит неопровержимые улики, которые укажут, что вся эта авантюра — чисто грузинские, внутренние разборки. Но! В них окажется замешано некое УПСМ, в котором шибко умные собрались. Настолько умные, что не захотели прислушаться к его, Ивана Васильевича, рекомендациям. Потому и вляпались: их Голубков, по свидетельству прессы, отпускал намеки в адрес Грузии, его, Голубкова, боевик Мухин демонстрировал грузинским заговорщикам боевой снаряд, который сделан в НИИ, работающем под эгидой УПСМ, он же, Мухин, вылетел из Шереметьева в Грузию, и он же, Мухин, убит случайной пулей во время покушения.