В той квартире в окрестностях "Октябрьского поля", где он жил с подругой до своего последнего исчезновения, ребята отыскали намек на еще один его тайник. Они отправились туда, однако по указанному адресу: Федеративный проспект, дом 19, корпус 3, квартира 29 - обнаружили пустую и страшно пропыленную квартиру. Причем слой пыли на мебели был заметно толще, чем на полу. Складывалось впечатление, что недавно эту квартиру тщательно подметали. Здесь обнаружился единственный предмет, который напоминал о Мухе, - хитрый и очень дорогой радиомикрофон, оснащенный микрокомпьютером. Эта система включалась только в том случае, если в зоне достижимости не было детекторов, которые могли ее обнаружить. Боцман эту премудрость разгадал только потому, что сам учил Муху такие устройства прятать. Но больше ничего, никаких захоронок, никакой информации. Если Муха и оставлял здесь что-то еще, то это было найдено и изъято неизвестными подметальщиками.
- Чего теперь делать будем? - спросил Артист, рассеянно поглядывая на оставленные ими в пыли следы.
- Думать, наверное, - предложил Пастух. - О том, например, на кой Мухе была нужна квартира с таким обилием пыли и микрофоном. Он что, сам себя хотел прослушивать?
- Есть! - воскликнул Боцман. - Сейчас приду. Он вернулся минут через пятнадцать.
- Нашел, мужики. Этот домина - он корпус номер три, если идти к нему, как все ходят - от Федеративного проспекта. А если с другого, дальнего конца зайти, то он уже - номер четыре.
Боцман умолк, напрашиваясь на комплимент.
- И что с того? - подыграл ему машинально Артист, как самый отзывчивый на реплики партнеров.
- А то, что тут два дома встык. Следовательно, в этой "стене" две двадцать девятые квартиры.
- Во Муха дает! - оценил Док. - Значит, если он кому-то этот адрес скажет или покажет, оппоненты по указке предателя нагрянут сразу сюда. Муха их услышит - или увидит их следы - и смоется.
- И похоже, - подтвердил Артист, - эта ловушка уже сработала. Причем недавно. Вот почему эти странности с пылью. Да, крепко Олег петлял. Ты был прав, Боцман. У Мухи не ПТС, а нормальное предчувствие. Вот только я никогда не думал, что...
- Что "что..."? - пришел черед Боцмана подыграть.
- Что предчувствие любви, - вздохнул Артист, - приводит к тем же действиям, что и предчувствие опасности.
- Муха среди нас самый молодой, - объяснил ему Док. - Он быстрее адаптируется к новым обычаям.
Во второй 29-й квартире ребята обнаружили тайник, в котором лежали не только беглые заметки Мухи о Катке и Девке, Гноме и Шмелеве, но и план подземелий. На этом плане был нарисован Мухой и тот ход, по которому он оттуда сбежал. И не надо быть разведчиком, чтобы понять: ход, по которому можно сбежать, годится и для того, чтобы по нему прийти. А вот для того, чтобы, отправляясь в гости незваным, не напороться на засаду, предпочтительно быть разведчиком...
* * *
Боцману с Артистом хватило двухчасового наблюдения за тем сарайчиком, в котором некогда находилась запасная тачка Девки, чтобы понять: хозяева казематов сделали выводы из бегства Мухи. Телекамеры, емкостные датчики и хитрая сигнализация свидетельствовали, что ход старательно заблокирован.
- Ну что ж... Теперь все зависит от того, насколько точно Муха нарисовал свои дополнения на плане, - задумчиво проговорил Пастух, разложив чертежи и заметки Олега на столе в офисе агентства "MX плюс". - И насколько точно он понял характер этой Девки.
- Дело даже не в ней, - уточнил Док. - Дело, скорее, в самом характере этого подземного заведения. Психология тюремщиков: они максимум внимания уделяют борьбе с возможным побегом.
- Согласен. - Боцман, уже уловивший, что от него потребуется, доставал из стенного шкафа телекамеру на гибком оптоволоконном кабеле и все необходимые к ней приложения. - К тому же под землей вверх не смотрят.
* * *
Зима в тот год на северо-западе Подмосковья выдалась не очень снежной. Снег шел часто, но небольшими порциями. Выпадет - подтает, выпадет подтает. Поэтому перемещаться по нему было легко, не проваливаясь и почти не оставляя следов. В подсвеченном от наста предрассветном сизом сумраке бесшумно скользили четыре силуэта. Так невесомо скользят тени от фар проезжающих за деревьями редких автомашин. Сливаясь с природой, четыре смутные фигуры в зимнем камуфляже, двигающиеся с беспощадной грацией охотящихся хищников, показались бы очень странными на окраине безобидного полудачного поселка. Если бы они кому-нибудь показались. Но удивляться их странности было некому. Бесформенные фигуры тихо плыли, словно не касаясь почвы, потом замирали, концентрировались, приобретая конкретные очертания, и вдавливали себе под ноги тонкие штыри. Благодаря тому что были они сделаны из особо прочного сплава, эти тусклые вороненые "соломинки" прокалывали и просверливали наст и почву, как бумагу. Словно намеревались пустить здесь корни.
- Боцман, есть! - прошелестел голос Артиста между хрипами колготящихся и ночью радиолюбительских станций.
Одна из теней отпочковалась от воткнутого в наст "стебля" и растаяла, а на ее месте материализовалась другая фигура. Она сгустилась из смутной тучки, поводя лупоглазой, как у насекомого, головой. Потом окуляры ночного видения наклонились, и из сумки на боку фигуры выполз тонкий хоботок. Он присосался к "стеблю", влез в него и по нему нырнул вниз, под ноги.
- Пастух! Все точно, - доложил Боцман. - Вижу одного. Дремлет. Загиб через пять-шесть метров точно на север. Дверь - четыре к югу.
- Принял. Артист - десять метров на север. Док - четыре метра на юг.
- Есть, десять метров на север, - будто эхо ответило и тут же повторилось:
- Есть, четыре метра на юг.
* * *
Много чего приходится делать солдату. И бегать, и стрелять, и управлять всякой мото- теле- и электронной техникой. И, естественно, рисковать жизнью. Но самое мерзкое для солдата - то, что противнее, а может, и пострашнее даже, чем посвист пуль над втиснутой в грязь головой, вид приготовленной к работе лопаты. Копать, закапываясь, окапываясь, откапывая и подкапывая, - страшная, мерзкая и гнусная составляющая доли солдатской. Всегда мерзкая, в любое время года и суток. Но копать ночью, зимой, в лесу, да еще так, чтобы получалось беззвучно, - это вообще адовы муки. Тем более жутко это делать в современном подмосковном лесу. У него своя кошмарная специфика. Артист выковыривал из заледеневшей прелой листвы пластмассовые бутыли, жесткие тряпки страшного вида и вызывающей рвотные позывы осклизкости, запчасти от автомашин, ошметки АГВ, холодильников, телевизоров и унитазов. Все это Артист извлекал совершенно бесшумно. Но такова сила таланта - владеющие им чувства прорывались в эфир. Они растекались вокруг такой густой злобой, что даже кустарник сочувственно замер, опасаясь нечаянным шорохом спровоцировать свое полное искоренение. Копать, когда от осторожности и тишины зависит вся операция, бывает поопаснее, чем разминировать стокилограммовый фугас.
- Артист, - ради психотерапии Док решил нарушить радиомолчание. - А что тебя у "Чичиков" доставало больше: пыль или грязь?
Артист сразу вспомнил и плотные, как воды Мертвого моря, клубы чеченской пыли, и скользкие, тяжелые, как тонны свежей рыбы, пласты тамошней грязи. Закон вытеснения сработал: большая ненависть погасила меньшую.
- Понял, - отозвался Артист. - Я в порядке.
Док, привыкший к грязи и нежности человечьих внутренностей, работал спокойнее. Он первым добрался до плотно слежавшихся просмоленных бревен и осторожно приподнял их комбинированными кусачками-разжимателями из арсенала спасателей МЧС. Из недр вырвался желтоватый теплый луч.
Боцман, оберегавший руки для тонкой работы с электроникой, тут же просунул в щель телекамеру на световолоконном кабеле. Осмотрев все внизу, он отложил телекамеру и достал из широко разинувшего пасть спецкофра набор зажимчиков, иголочек и проводков. Часть из них он оставил в руке, кое-что разложил по наружным кармашкам комбеза, а кое-что зажал в губах. Кивнул Доку и нырнул в узкую, дышащую теплом и табачным дымком дыру в земле. Переводивший дух Док тут же уселся на его ноги, оставшиеся снаружи.