Окажись Барсик на месте, он бы смог даже подискутировать с Бабу. Например, о проблеме независимости Абхазии, откуда сам был родом.
Но Барсика, как и всех прочих, там не было.
Их там не было, в сущности, по той простой причине, что там не захотелось быть некоему Мухе.
Правда, Муха оказался не одинок в этом своем желании держаться подальше от грязного дела...
Итак, о том, почему сквер, прилегающий к трассе президентского кортежа, оказался пуст, а Барсик так и не вступил в дискуссию с президентом...
* * *
Возвращаюсь к тому моменту, когда Каток объявил, что ловить мне больше нечего и ничего не остается, как позорно отправляться на заклание в ночной Тбилиси. Следом в блиндаже, расположенном сбоку от считавшейся заброшенной запасной взлетно-посадочной полосы, произошли два события. Впрочем, событиями случившееся в свете дальнейшего и называть-то неудобно.
Так, скорее два эпизодика.
Первый начался, когда, вежливо дав Катку договорить, подполковник-летчик отодвинул пустую миску, поднялся из-за стола и сказал:
- Ну я к экипажу. Готовим машину?
- Да-да, - рассеянно подтвердил Каток. - Я скоро подъеду.
"Вот оно! - подумал я с досадой. - Каток сам не намерен здесь задерживаться. Да, славно было бы, отключив всех этих влюбленных в Девку фанатиков, смыться отсюда на его самолете! Эх, если бы только здесь были наши ребята! И дернуло же меня, дурака, отколоться от своих...
Это я к тому, что хоть мне и случается по-глупому ошибаться, но я всегда готов признать свои ошибки. Особенно я к этому готов, когда ничего иного мне не остается.
Летчик вышел, неплотно прикрыв дверь отсека, и забухал унтами по ступенькам лестницы.
- Эх, Муха, Муха, - самодовольно сказал Каток, - как ты не привыкнешь: я ничего не делаю без подстраховки. Ты еще только...
Вот тут и начался второй эпизод. Сначала послышался скрип открытой летчиком двери на поверхность, и родной до боли в сердце голос заорал:
- Все на пол, бляди! Русский спецназ!
А потом в бункере раздались резкие хлопки газовых и световых гранат.
Артиста учили лучшие мастера отечественной сцены. Интеллигентнейшие, можно сказать, мастера драмы. Поэтому если он орал, то его было слышно даже в самом дальнем закутке самого огромного зала. Так что жалкую комнатенку, где обедала банда Катка и Девки, его голос заполнил столь плотно, что и для эха места не осталось.
Каток, правда, отреагировал быстро - он успел метнуться к шкафу с оружием и схватиться за автомат.
Я прямо-таки был обязан позволить ему за него схватиться, потому что иначе у меня не было бы оснований врезать ему ногой по морде. А врезать очень хотелось. Очень. Именно ногой. И именно, что характерно, по морде. А поскольку это мое желание осуществилось, то второй человек, к которому у меня был счет, майор Лапиков, отделался мелкими неприятностями. Я надеюсь, что пинок в то место, где у мужиков соединяются ноги, надолго избавил его от стремления совать свое хозяйство куда ни попадя. Я не ревнивый и в целом доброжелательный человек. Но что мое, как говорит одна моя знакомая, то мое.
Когда на пороге появился Боцман и протянул мне кислородную маску с баллончиком на десять минут, я уже кашлял вместе с Катком и Лапиковым и всеми остальными членами зондеркоманды. Газ дошел до нас быстрее Боцмана. Газ - он вообще очень доходчив.
Поэтому когда я из-под маски спросил:
- Чего вы так долго копались? - Боцман меня не сразу понял: на нем ведь тоже была маска, а слышно сквозь нее неважно:
- Чего, Муха?
- Ладно, проехали.
- А-а, а то я думал, что ты сердишься. Мы тут подзадержались, объяснил он, - ждали, когда кто-нибудь выйдет.
- Это летчик выходил! - испугался я. - Он цел?
- Цел, цел, - успокоил Боцман. - Они все целы.
Справедливости ради надо сказать, что никто из гвардии Девки, Катка и К° САИП сопротивления не оказал. Они все лежали, сжавшись в три погибели, и давились рвотой. Газ, которым снаряжают спецгранаты, вообще штука противная. Но на тех, кто прошел обработку приворотным зельем Гнома-Полянкина, он действует потрясающе. Полностью лишает их возможности сопротивляться и вгоняет в тупой ступор. Я уже видел такое, когда впервые познакомился с Зоей Катковой при попытке похищения При.
Сковав всех находившихся в бункере наручниками, мы выволокли их наружу. Пока они катались, отблевываясь, и пока мы ждали, когда их можно будет загрузить в самолет, ребята вкратце рассказали мне предысторию своего появления в Грузии.
* * *
Я умилился, услышав, что, когда Боцман высчитал квартиру, на которой мы с При справляли свой медовый январь, ребята решили не мешать моему счастью. Решить-то решили, но все-таки потихоньку за нами присматривали. А поскольку знают они меня слишком хорошо, следили так, что я умудрился ничего не заметить. Но пока следили, они засекли и мои контакты со Шмелевым, и его контакты - с родичем-Павлом и с Катковым, в котором Боцман узнал зама гендиректора фирмы "Изумруд" Владимира Захаровича Артемова. Это ребят насторожило. И помогло засечь контакты Катка-Артемова с Гномом-Полянкиным, который так тесно дружил и с некой Девкой.
Когда я отправился на свое последнее рандеву со Шмелевым, они хотели за мной проследить и там, но замешкались из-за одного не в меру рьяного гибэдэдэшника. Однако, потеряв мой след, они взяли в оборот Гнома, к которому наведались прямо в заповедные его казематы, благо что нашли мой тайник, в котором с присущей мне занудливостью был оставлен изъятый у Полянкина план его подземелья. На нем я отметил и тот старый ход, по которому из казематов выбирался. Им ребята и воспользовались. И хотя они немного опоздали - меня уже выпотрошили и отправили в Грузию, - застигнутый врасплох Гном-Полянкин им много чего рассказал.
Когда речь идет об абсолютном приворотном зелье, доверять сподвижникам глупо. Вот генерал Ноплейко им и не доверял. Он велел Гному подготовить группу боевиков, преданных только лично ему, генералу. Им он собрался поручить устранение тергруппы Катка, дабы впредь все боевики обожали только одного человека - его, Ноплейко. Я всегда подозревал, что за время карьеры в наших паркетных генералах вырабатывается нечто педерастическое. Уж очень они любят обожающих их подчиненных.
Естественно, Пастух доходчиво объяснил Гному, как мало ему осталось жить, если со мной что-нибудь случится, и тот мигом захотел помочь. Он представил генералу Ноплейко Пастуха и ребят как ту самую, персонально его обожествляющую группу спецназа. Тот поверил, ибо ни во что наш чиновник не верит с такой готовностью, как в любовь к себе нижесидящих. Так наши во главе с Пастухом оказались десантированы к тому бункеру, где я уже собирался прощаться с жизнью. Если б они задержались еще на пять минут, то получили бы меня в неодушевленном виде.
Но все хорошо, что хорошо кончается. А поскольку до конца было еще далеко, нам пришлось сократить обмен мнениями о моей самонадеянной индивидуалистической глупости. К тому же ребята, поскольку видели При, легко меня поняли. Мы спешненько загрузили трофеи и пленных в трофейный же самолет, которым Катков намеревался загодя смыться из Грузии, и вылетели домой до того, как в Тбилиси началась заваруха.
* * *
По дороге мы решили разделиться. В Чкаловском наш борт уже ждали генерал Голубков и прочие сотрудники УПСМ. Они жаждали получить всех свидетелей и застрельщиков провокации против Грузии и их ненаглядного УПСМ. Следствие и все ему сопутствующее - дело долгое, а мне нужно было спешно выручать При, живущую под арестом людей САИП, и ее сестру с дочкой, находившихся в казематах Гнома у Девки.
На наше государство тут надежды было мало - как и во всем прочем. То есть никакой. Учитывая, сколько и какого оружия находится в казематах плененного ребятами Гнома, мы не могли рисковать, полагаясь на то, что хитрая Девка о нем не знает. Да даже если бы и не знала. Один раз я от нее удрал, и они с Катком сделали из этого конструктивные выводы, превратив свою часть полянкинских казематов в подземную крепость. А если еще учесть меры, принятые, очевидно, после блиц-налета моих друзей, если учесть, что у них там как-никак дом умалишенных, да и сама Девка не столь далеко от бзиканутых ушла, то легко вообразить, к чему может привести прямой штурм.