Автомат в моих руках приглушенно застрекотал, быстро и уверенно, щедро рассеивая по асфальту латунь отработанных гильз. На боковом экранчике оружия цифры помчались к отметке «0».
Двоих броненосцев отшвырнуло на стену. В темноте переулка кровь почти не видна, по цвету прекрасно сливается с черным хитиновым панцирем, лишь по влажным бликам можно определить пробоины.
В руках ассасинов расцвели жесткие бутоны огня, переулок заполнил гром, такой осязаемый, словно смерть обрела физическое тело.
Пригнувшись, я рванулся в сторону, беспорядочно вращая стволом автомата. Метнулся за мусорный бак, здоровенный, будто здесь живут великаны. Плечо от удара о стену заныло, я поморщился. А когда мазнул взглядом по экрану патронника, едва сдержал отчаянное рычание. Магазин опустел.
И только сейчас я осознал, что все это время в меня не попали ни разу! Ни разу, хоть я и был как на ладони. А выстрелы…
Я обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как пули заколотили по приземистому торсу Розового. Тот задергался, стал отступать под напором свинца. Готов поклясться, что видел высекаемые о него искры! А через невероятно долгое мгновение Розовый упал на спину, прямо в масляную лужу на асфальте. Дорогой вычурный костюм превратился в лохмотья, быстро намок от выбивающейся толчками крови на груди. Рядом возникли две тени, сервомоторы их брони чуть слышно застонали, когда руки наводили оружие. Две короткие очереди контрольных выстрелов. Тело карлика трепыхается беспомощно, столь нелепое и кичливо-комическое на фоне ассасинов.
— Не двигаться! Бросить оружие!
Я поднял взгляд, в меня нацелилось около десятка стволов. Свет от фонарей на автоматах режет глаза, заставляет закрыться рукой.
Вот и всё? Меня пристрелят так же просто и безапелляционно, как и Розового? Как бродячего пса, напавшего в слишком сильного и жестокого противника?
Я не пес!..
Предостерегающий крик взметнулся над переулком, когда я вскочил. Ближайшего врага рубанул прикладом бесполезного уже автомата, удерживая его за горячий ствол. Потом, под истошный визг инстинкта самосохранения, швырнул тело на свет фонарей. Только бы прорвать оцепление!..
Я будто угодил под поезд.
Что-то твердое ударило в грудь, я налетел на встречный удар всем весом. Резкая боль была настолько сильной, что другие удары почти не ощутил. А когда мелькающие ботинки и приклады исчезли и я поднял голову, успел лишь заметить странно широкое дуло пистолета в руках одного из врагов…
Выстрела я не увидел. Зато тело мгновенно обмякло, позвоночник ожгла молния парализатора, выжигая нейроны, ушла в затылок. Я упал на асфальт. Не почувствовал, но увидел, как из разбитого носа плеснуло красным. Пронеслась дурацкая мысль, что завтра нос будет похож на сливу. Если будет это самое «завтра».
— Цель захвачена.
— Доложите в штаб.
— Дзайбацу будут довольны, объект доставим без повреждений.
— Что делать с остальными?
— Если у них в руках есть оружие и они оказывают сопротивление — убейте…
Переговаривающихся почти не слышал. Упал я настолько «удачно», что мог видеть застывшую маску на лице Розового. Из открытого рта карлика струилась кровь. Почему-то меня больше всего поразили выбитые пулями золотые зубы…
5
Многие ли могут примерить чужую шкуру?..
Нет, не так…
Многие ли могут примерить чужую Душу? Жить согласно чужому распорядку? Наверное, нет. И еще меньше смогут жить в теле врага, искреннего, настоящего. Ежедневно смотреть в отражение зеркала, вглядываться в его лицо и по ночам слышать чужой голос. Истерико-шизофреническая опера одного актера с двумя сердцами. Ария саморазрушения и ненависти к собственному телу…
Я смог. Более того, я до сих пор жив. А тогда, едва осознав, что со мной произошло, — едва не сошел с ума. Метался в отчаянии, подобно неудачливому самоубийце в мягкой палате психиатрической клиники. Только в последний момент опомнился. Еще бы чуть-чуть, и закончилось мое существование так же бездарно, как исчезает бессильная ярость вулкана.
Но я успел взять себя в руки. Движимый ненавистью и только ненавистью, желающий разрушить все, что построил ранее, как голем под рукой богов хаоса, я влился в круг общения Петра Астахова. Я был им. Я каждый день испытывал муки, примеряя его лицо, и с тем большим наслаждением убивал свое детище — виртуальную Сеть. Детище, извращенное до неузнаваемости моим врагом.