Отдыхающие медленно выходили из здания. Аделаида шла в тапочках. Сейчас, без косметики, она казалась матерью самой себя. В висках стучал поезд, тапки намокли, сережка в левом ухе стала тяжелой, как сумка с осенними яблоками.
Стенгазета нес перед собой развернутую стенгазету. Этой ночью он закончил ее. На газете был нарисован летящий самолет, радуга, и сделаны пояснительные надписи.
Нежно держались за руки Секретарь и Стюардесса. Прошедшая ночь их сблизила.
Люди по ту сторону ворот смотрели на них. Даже собака перестала лаять и тоже смотрела сквозь маленькие ресницы.
– В общем, так. Мы вам людей привезли, они вас заберут. Это вам от нашей авиакомпании такой подарок. Бонус такой. Старайтесь больше не попадаться на мелком воровстве, оставьте это детям. И пользуйтесь нашей компанией. Ура.
– Ура! – закричал спустившийся, наконец, часовой и прошелся колесом. – С благополучным приземлением!
Грохнул марш; взлетела и завертелась собака, поздравляя всех своим лаем.
Кишка из людей, выстроенных вдоль автобусов, замахала флажками, пакетами с шашлыком, цветами.
Начались прыжки, возгласы, поиски валидола.
– Это мятеж помог, надо было давно мятеж устроить! – кричал Летчик, размахивая кулаком.
– Это благодаря стрижке, вечная слава парикмахерам! – перебивал его мальчик Халамед.
– Стенгазета! Как только я закончил ее, все закончилось! – говорил Стенгазета.
– Вас всех спасла наша любовь, – шептала Стюардесса, толкая вперед Секретаря.
Аделаида вышла из ликующей толпы.
Вышла и отошла, приблизилась к стволу большого дерева.
Прижала лицо к холодной коре.
Пыль, сонные муравьи, паутина, личинки.
Песни кукушки: ку-ку. Тихие эгоистичные песни.
– Аделаида!
Они проходили паспортный контроль и валились в объятья встречавших.
“…загорел-то как, похудел, теперь будем…”
Вышел, с чемоданами, Секретарь. К нему бросилась девушка с безупречными ногами, талией и грудью. Все эти дары природы повисли на Секретаре и принялись его целовать.
“...о тебе тоже спрашивала, волнуется или вид делает...”
Вышла Стюардесса и остановилась возле целующейся пары, побледнев.
“...пока доехали, уже думал, что...”
Мальчика Халамеда встречали всей парикмахерской; привезли даже артиста по фамилии Трюфель. Трюфель оказался уже пенсионером. Он тряс руку мальчика и повторял одно и то же слово: “Наслышан. Наслышан”. Каждый раз в этом слове слышалось что-то новое: то шелест осеннего леса, то отдаленный взрыв гранаты, то вечерний крик птицы.
“...яблочки привезли, ты же лю...”
К Стенгазете никто не бросился. Только подошел мужчина в шортах и спросил, за сколько тот хочет продать свое произведение. Стенгазета посмотрел в безоблачное небо и назвал цену. Шорты хмыкнули и отошли.
Наконец, вышла Аделаида.
Стенгазета направился к ней.
Но не успел.
Около нее уже топтался муж, маленький, с каплей солнечного света на лысине.
– Аделаида, – говорил он и больно дергал ее за руку, – я прошу тебя вернуться в семью. Посмотри, дети тоже тебя просят.
Дети стояли тут же. Разве они ее просят. Просто стоят и дышат воздухом. Даже не воздухом, а непонятно чем, что она своим старомодным материнским сердцем не понимает. Вежливо смотрят на нее сквозь дым сигарет. Вместо того чтобы подумать о здоровье.
– Дай сигарету, – сказала она дочери.
Взяла у нее сигарету. Посмотрела, куда выбросить. Передумала, затянулась.
– Никуда я не вернусь, – сказала она, кашляя. – Я хочу быть свободной, как птица. Как стареющая птица.
– Не хватает Официанта Ндао Василия Махмуда Родригеса.
Все стали искать Официанта Ндао Василия Махмуда Родригеса.
– Несчастный случай, – сказал Секретарь.
– Оставил нам на память свои вещи.
– И волосы, – добавил мальчик Халамед, вспомнив свой альбом.
– Несчастный случай, – снова сказал Секретарь и повернулся к Аделаиде, пытаясь выдавить из нее взглядом поддержку.
– Очень жаль, – сказал человек со списком. – Тут ему сразу три государства дали визу и вид на жительство. Ему оставалось только выбрать. Вы же знаете, что у мужчин его страны большие потенции...
– И они могут освободить наших мужчин от тяжелой работы, – хором сказали опечаленные консулы.
– А можно мне одну визу? – спросил мальчик Халамед. – Я хочу посмотреть мир.
– Нет, – положил ему на плечо ладонь человек со списком. – Ты нужен в парикмахерской.
– Я решил!
Все посмотрели на Летчика. Он стоял в воротах и пинал землю.
– Решил здесь остаться. Я – капитан, не имею право покидать. Я продолжу борьбу.
Все молчали. Один из троих стал нетерпеливо поглаживать автомат.
– Я так решил, – еще раз сказал Летчик.
Кто-то спросил, чем он будет питаться.
– Буду охотиться, – ответил Летчик.
– Лучше объяви голодовку, – посоветовал кто-то. – И организм очиститься, и известность придет. Если повезет, тебя покажут рядом с рекламой кетчупа.
Из толпы, помахивая пляжными тапочками, вышел Секретарь. Несмотря на пережитое, он уже пах хорошим дезодорантом.
– Летчик, давай с нами. Поедем на природу, подружимся с браконьерами, барбекю организуем. А хочешь… хочешь, и тебе на кладбище землю куплю? Тебе какие почвы нравиться: черноземы или дерново-подзолистые? Черноземы очень богаты магнием.
Летчик пожал руку Секретаря и помотал головой. Побрел обратно в Дом отдыха.
– По автобусам!
Бывшие отдыхающие обнимали друг друга, воруя из карманов всякую мелочь, носовые платки, паспорта. Кому что повезет.
Зашевелились автобусы.
Стенгазета предложил сняться на память, но его никто не услышал.
Обидевшись, он стал фотографировать солнце. Для новой стенгазеты.
Автобусы стали отползать.
– Я вас догоню, – пообещал человек с автоматом, спрыгнул и побежал к жертве.
Они ехали вдоль бесконечного взлетного поля. Или посадочного. Определить было сложно: ничего не взлетало и не садилось. Иногда попадались самолеты: голые, с украденными крыльями, колесами, креслами и стюардессами.
Некоторые были приспособлены под шашлычные или музеи природы.
– Я, – рассказывал человек с автоматом, – прибегаю туда. А Летчик, говорят, уже улетел. Я туда-сюда. Действительно, смотрю, нигде нет. Улетел. Вот так. Каждый мужчина рано или поздно становится космонавтом.
– Ну, это если родственники на ракету сложатся. А у Летчика она откуда? Сначала скопи денег на ракету и выкопай себе яму для старта.
– Так у него и самолета толком не было. Все из бумаги, только колеса немного из картона. А сколько людей по назначению доставил.
– Нет, он правильно решил. Только что он там, в открытом космосе воровать будет.
Стали строить гипотезы. Кто-то сказал, что наш человек и в космосе не растеряется. Кто-то, напротив, предположил, что Летчик никуда не улетел, а лежит где-нибудь в травке, под деревьями, и, улыбаясь, наблюдает качающиеся в небе ветви.
Стюардесса закурила.
– В автобусе нельзя курить!
– Брошенной женщине курить можно везде, – сказала Стюардесса, пуская кольца.
В окно вплыло: “Добро пожаловать”.
Поглядев на это Добро, Стюардесса закашлялась дымом. Аделаида стала хлопать ее по спине. Хлопала, хлопала, постепенно стала гладить. Утешала ладонями круглую спину, разрываемую кашлем.
Так они и остались стоять вдвоем, обнявшись.
женщина-а-а-ааааааааа-аааааа
ааааааа-ааааааааааааааа-а-аа
аааааааа-ааа
а?