– А-а-а-ооо, – неразборчиво бубнил что-то Первый.
– Громче?! – спрашивал полицейский.
– Да ча-э-а в заааэ саауу… – мычал чуть разборчивее Первый.
– Для чучела в зоологическом саду?! – переспросил полицейский.
– Да ты за идиотов нас принял?! – орали легавые Первому.
– Да мы сейчас насмерть тебя забьем, как эту бля утку!
Первый удар дубинкой пришелся бедняге по шее. Дальше Второй смотреть не стал, и побежал по боковой дорожке. Тучи сгущались и начинал накрапывать дождь. Навстречу бичу, торопясь домой, шла после занятий старшеклассница из школы, расположенной за парком. Юбка у нее была очень короткая, ляжки сочными и свежими, и шла она мимо него торопливо, презрительно вздернув нос. Второй вспомнил, что не трахался уже с год, после того, как поймал такую же ученицу в парке Одессы, где коротал прошлое лето. И с этой он, конечно, справился бы, пусть и не так быстро, как с двумя руками. Но поблизости была полиция. Так что он просто запомнил время, когда девчонка возвращается, и отметил место – сорвал у дерева, где она проходила, кусок коры.
Потом отправился на вокзал, чтобы переночевать и найти кой кого.
Он все еще нуждался в напарнике.
ИДИТЕ В Ж…, ГОСПОДИН ПРЕЗИДЕНТ
… вот по этим причинам я и занялся политикой. Как видите, основания для того, чтобы залипнуть в этом дерьме, у меня были. Достаточно веские. Общество поначалу восприняло это с одобрением. Ну, вы понимаете. Все эти неудавшиеся артисты, журналисты, политологи, анархисты, бывшие министерские сотрудники, выгнанные за пьянство и коррупцию нынешними пьяницами и корорупционерами, кто там еще? Все? Да, пожалуй. Вся эта публика, да и просто задроты, мечтающие пасть на ступенях президентского дворца, сраженные пулей во время Великого Революционного Путча Сердитой Молодежи. Хотя, конечно, никакой сердитой молодежью они не были. Просто сидели на кухнях и
звиздели. Хорошо, сказал я себе, сяду-ка и я на кухне и стану звиздеть. Но мне не понравилось. Тем более, что все хотели знать мое Мнение о происходящих в мире событиях. Что я мог о них сказаить, если по телевизору у меня дома только мультипликационный канал для сына, а интернет на такое дерьмо тратить не хотелось, успеть бы только парочку порно-фильмов скачать. Так что я делал умный вид, и звииздел, что все в мире непросто, ох, как непросто, и меня слушали.
Были, конечно, еще и другие. Точно такие же артисты, журналисты, политологи, анархисты, бывшие министерские сотрудники, выгнанные за пьянство и коррупцию нынешними пьяницами и корорупционерами, как и те, что слушали меня, раскрыв рот. Только эти – не стану повторять этот изрядно подзадолбавший меня список, ограничусь словом «мудаки» – относились ко мне куда хуже, потому что слегка ревновали. Им самим хотелось сидеть на кухнях и звииздеть о том, какая нынче в Молдавии говенная власть. Они и сидели и звиздели. Но была проблема, маленькая загвоздка. Им хотелось звиздеть, обладая каким-никаким статусом. Всем им хотелось быть писателями, они ими не были, и они меня ненавидели. Им казалось, что, обладай они этим гордым званием – писатель – к их звиздежу прислушается хоть кто-то. Писать книг им не хотелось, потому что это работа, а в Молдавии работают я да София Ротару. А так как София Ротару живет вовсе не в Молдавии, вам все должно быть понятным. Оставалось меня ненавидеть. Такие не слушали меня, а если слушали, то кривили скептически рот, да пописывали в мой адрес анонимные записочки в интернете.
– Господи, – сказала как-то моя жена, – если хотя бы половина из этого дерьма про тебя была правдой, я бы подала на развод.
– Да там все правда, – сказал я.
– Не дождешься, – сказала она.
И ушла в гостиную, обсуждать с хозяйкой вечеринки цвет занавесок и гардинии, или что там у них растет на подоконниках. А я отправился на кухню, пить пиво и звиздеть.
Начинался 2008 год и ситуация была напряженной. Была Молдавия, была ее подзадолбавшая всех власть, еще более подзадолбавшая всех оппозиция, был падающий индекс биржи или от чего там зависели жирные задницы этих уродов, был падающий лей, рост цен, срань, бардак и грязь, в общем, стандартный набор любой азиатской демократии. Самое забавное, что им – ну, тем кто жил в этой срани, – это нравилось. Им нравится жить в говне, говорили мне знающие люди, самым умным из которых был мой брат, но я, – с детства самый большой романтик семьи, – недоверчиво покачивал головой, и шел пить пиво на кухню. Пить пиво и звиздеть. Я опух от жидкости и слов. Тем более, что люди, они-то говорили совсем другое. Они ведь Тоже сидели на кухнях и звиздели. Что их все не устраивает. Ну, или ничегошеньки не устраивает. То не так, это не так. Президенто говно, премьер-министр того хуже, а про спикера мы вообще молчим. Партия власти говноеды, оппозиция говно говном заедает. Все блядь прогнило. Нужны только люди, которые наберутся смелости сказать все, как оно есть, – и уж за ними-то мы все пойдем! Вот что звиздели на кухнях в Кишиневе в 2008 году.
Ну, я и повелся.
ххх
Само собой, когда появилась возможность это реально сделать – ну, начать звиздеть хотя бы не на кухнях, а на всяких там телевизионных передачах, в газетах и на пресс-конференциях, – я слегка сдрейфил. Но на попятную идти было вроде как неприлично. Тогда-то я и еще несколько парней начали развлекаться, как умели. Назвали это Новой Молдавией. Проводили пресс-конференции всякие, и говорили публично то, о чем вся Молдавия говорит на кухнях. Это даже затягивало! Настолько, что я как-то попробовал провернуть этот же номер на кухне у себя, когда там никого, кроме нас с женой, не было. Она глянула на меня с сомнением, и я заткнулся. Приберег порох для публичных выступлений.
Конечно, на нас вылили немножко говна. Отдаю должное, совсем чуть-чуть. Пара-тройка публикаций в правительственной газете, шквал говна в интернете – но это не в счет, интернет и те, кто им пользуются, сам по себе шквал говна, – несколько сюжетов на местных телеканалах, а еще меня не пустили в прямой эфир одногго телеканала. Все было в пределах разумного, так что я не нервничал. Огорчало только, что мы играли в спартанцев. Типа – дерешься дерешься, а обещанной подмоги все нет и нет.
А вот как раз те, кто звиздели – ну Сделайте хоть что-то, и мы включимся, – они-то пошли на попятную. Тогда-то я и вспомнил увещевания брата. Но было поздно. Всем этим ребятам, которые так хотели позвиздеть на кухнях, и вправду Нравилось все, что происходило у них в стране. В противном случае, они бы хоть что-то сделали, не так ли? Господи, даже говенные американские интеллигенты свои сраки от диванов и травки на митинги против войны во Вьетнаме отрывали.
Но в Молдавии все оказалось совсем по – другому. Проституткам нравилось платить по 4 тысячи евро за то, что бы их в мешках картошки вывозили в Албанию, ебаться. Их детям нравилось расти дома под неочевидным присмотром бабушек, ничего не делая и проигрывая мамины деньжата в электронные казино. Чиновникам нравилось обирать детей проституток. Интеллигенции – вернее, пародии на нее, это все-таки не страна, это Молдавия – нравилось звиздеть об этом и о том, как это ужасно. Но никто из них и пальцем не шевельнул для того, чтобы хоть что-то изменить. Даже когда появились парни, которых они так выкликали в свои сраных рассуждениях о том, что Должны Появиться Те Кто Скажет Обо всем Вслух Наконец.
Ну, вот я и сказал. А толку-то?
Тем не менее, я остался. Не скажу, чтобы было очень уютно, но и страшного ничего, как я уже сказал, не произошло. Пару раз меня и еще парочку тех парней, кто тоже сдрейфил, но счел неприличным это показывать, даже показали по телевизору. По городу распространялись слухи. Говорили, что нам выделили 20 миллионов долларов на свержение режима. Ага блядь. Дайте мне десять и я пропаду из вашего поля зрения навсегда, мысленно обещал я, и открывал пивко на кухне. Хотя, конечно, в этом было больше позы. Конечно, ничего бы я не взял и никуда бы не пропал. Уж если изображать из себя порядочного, то до конца, не так ли?