- Максим, включи "Утреннюю почту" по первой программе.
- Нет, я хочу "Ну погоди!". Сейчас начнется.
- Ну, хорошо, давай "Ну, погоди!" Седьмую серию...
Грустно. И из-за того, что Маришка улетела, и потому что лето кончилось. А так же по причине 8 страниц текста, которые я только и сделал за все лето.
Вчера ходили за грибами, принесли две корзинки. Я отобрал сыроежки и приготовил грибную солянку - с картошкой, корешками, морковкой, сметаной. И съел три порции: свою, добавку и доел порцию Максима.
Купил у книжного магазина на Мойке "Лолиту" Набокова и прочитал.
Набоков - мастер слова, художник, но как мало души в этом романе. Иногда, вынужденный водить читателя за нос (явно, что своего опыта общения с нимфетками у него не густо, и в подобной передряге он не бывал) - Набоков берет высотой языка и красотами стиля, скрывает провалы в психологии, и главные герои его - Лолита и Гумберт Гумберт - не видны, мне не хватает их жизненной выпуклости. Подобное я заметил и в "Приглашении на казнь", которое также купил на Мойке этим летом.
В магазинах день ото дня все хуже и хуже. И такое ощущение, словно кто-то, неведомый и могущественный еще, злорадно потирает руки: "Вы хотели демократии, перестройки? А вот вам демократия - получите!"
27 сентября 1989 года. Ленинград.
Хороший сентябрь нынче: тепло, солнечно. Часто бываю в центре и брожу с удовольствием маршрутами моего героя Игоря Фирсова - Марсово поле, канал Грибоедова, Михайловский садик...
Теперь у меня есть кабинет. Но не хватает того святого одиночества, когда начинает говорить душа. Суета. Сегодня, например, оклеивал обоями туалет, вчера приходил водопроводчик менять унитаз, позавчера привозили мебель и т.п. Суета эта загоняет душу во мрак, небытие, и только к ночи, когда не грохочут трамваи по Малому проспекту, душа подает свой слабый голос.
Сегодня, листая старую записную книжку и перебирая альбомы с фотографиями (я укладывал их на новое место), я ужаснулся тому количеству ошибок, которое совершил к 40 годам. И той мерзости, что наделал людям.
Список грехов составить, что ли? Полагаю, он уже составлен на небесах.
Все равно стыдно...
12 октября 1989 г. Дома.
Сегодня снились удивительно красивые сны. Парашютные прыжки, драки с компанией малолеток, танки наезжали на меня и с визгом выдвигали стволы, чтобы придавить меня к стенке... И видел отчетливо даже шерсть на холке собаки. Картинки менялись с поразительной затейливостью, как в калейдоскопе. И все сны - цветные. Ничего подобного раньше не снилось. Накануне пил два дня по случаю выхода сборника "Точка опоры". Там мой рассказ "Случай с Евсюковым".
15 октября 1989 г. Дома.
Вчера в Доме писателя обмывали со Смоляровым выход моего рассказа. Мыслей было много, навалом. Сейчас все куда-то подевались. Выхаживаюсь. Сломал стенку запломбированного зуба, и об него оцарапал свой беспокойный язык. Ем с трудом, язык покрыт белым налетом. Но сегодня ночью проснулся с удивительно приятным ощущением в груди. Умиление чем-то необъяснимым. Может быть, от того, что вчера вечером был телевизионный сеанс экстрасенса Чумака?
А сейчас - противно во рту, противно в душе, и Ольга спит на другом диване. Сижу в кабинете, слушаю "Радио "Свобода"- говорят про нашего бывшего тяжелоатлета, чемпиона мира Юрия Власова. Сейчас он политик и писатель.
22 октября 1989 г.
На выходные ездили в Зеленогорск. Посадили две яблоньки и малину. Копал грядки - до пота.
Запомнилось. Я сидел на корточках в огороде, поднял голову и увидел: наш зеленый домик, голое рябиновое дерево с гроздьями ягод и синие тучи на севере.
Вечером, прихватив Максимкиного приятеля Тарасика, ходили в сауну. Изумительно сходили: вода в бассейне прохладная, чуть обжигающая; пепси, которое сразу не проглотить; хрустящие румяные яблоки. Покой. И кожа еще долго оставалась теплой, пока мы добирались до дома через железнодорожные платформы и пили чай на веранде. И мелькнула мысль: запомнят ли пацаны этот поход в баню? И если запомнят, то как? Будут ли помнить меня, или только свистящую воду из шланга, которой они брызгались, и ледяные брызги из бассейна?
23 октября 1989 г. Ночь.
Не могу спать в кабинете - одолевают мелкие городские комары. В прежней квартире их почему-то не было, хотя мы жили напротив Смоленского кладбища камнем добросишь до оград. Сейчас у меня под окнами клены и серебристый тополь, садик. Оттуда, поди, и летят.
Странное дело: обставил кабинет, развесил картины и картинки, за спиной - книжные стеллажи, рядом - шаляпинское кресло Ольгиной бабушки, на круглом столике телефон - а не пишется ни черта!
А сегодня подумал, что столик на кухне, за которым я привык работать на прежней квартире, так и подманивает меня. И кухня кажется симпатичней буржуазного кабинета. Почему?
Завтра идти в банк и милицию по делам регистрации представительства кооператива "Текст".
24 октября 1989г.
Сходил в банк и милицию. Банкирша сквозь зубы объяснила мне, как заполнить банковскую карточку. Выяснилось, что без печати не обойтись. В милиции отказали в разрешении на изготовление печати и штампа. Вы, дескать, не юридическое лицо. Листали закон о кооперации. Там запрета нет. Но нет и разрешения. А что не запрещено, то разрешено. Но милиция считает иначе. Она на страже закона. Только какого?... От, сволочи... Казалось бы - если мне для работы требуются печать и штамп, то какое ваше дело? Не мешайте кооперативу работать, не вмешивайтесь в его хозяйственную деятельность...
Помыкаться, чувствую, еще придется.
8 ноября 1988 г.
Ноют зубы и челюсть. Недавно удалили зуб мудрости - думали, причина в нем, но легче не стало. Слабо-ноющая боль осталась. Боюсь онкологических причин - 9 ноября пойду на новый рентген. И вспоминаю Сашку Померанцева, беднягу, у которого тоже начиналось безобидно, а сейчас он инвалид 1-й группы, прикрепленный пожизненно к онкологическому диспансеру. Жуть.
Никакой бодрости. Держится небольшая температура. Писать не могу: боящийся несовершен в любви. А без любви ничего стоящего не напишешь.
23 ноября 1989 г.
Замечаю, что в современной прозе слишком много материи. И мало духа. Я бы сказал так: мало Духа.
Временами болит челюсть. Отдает в ухо. Неужели, рак? Боюсь идти к врачам. Нашелся знакомый стоматолог, посоветовал по телефону какие-то таблетки. Пью второй день - не помогает.
Завтра собираемся в ресторан Дома журналистов - справлять грядущее сорокалетие. Читаю Петрарку - "Автобиографическую прозу", для укрепления духа.
Вчера получил маленькую посылку из Венгрии, от Имре. Шла она ко мне через Москву с нарочным. Полагая, что в СССР все плохо, Имре прислал мне два тюбика зубной пасты, зубную щетку, мыло, дезодорант, сигареты и магнитофонную кассету с венгерскими песнями. Еще книгу Эрве Базена на русском языке - "И огонь пожирает огонь", изданную в СССР. Вот так.
8 декабря 1989 г.
Образ жизни - как у последнего идиота; сам себе противен. Нет тонуса. Болят зубы, и врачи не могут найти причины. Два зуба уже удалили.
Мое сорокалетие затянулось - гости плановые и неплановые... Жуть!
Писать не могу (или не хочу?). Замечаю, что смотреть телевизор и читать газеты интереснее, чем писать.
Ольга с Максимом постоянно дома, и уединенность моего кабинета, в котором все слышно, даже как жарится на кухне картошка, - весьма относительна. И еще эти ноющие зубы. Просто срам, а не образ жизни. Если бы писалось запоем, все ушло на второй план. Но все кажется мелким в сравнении с тем, что происходит в Европе и у нас.
Не бегаю и не закаляюсь давно. Стоит побыть на улице, а потом зайти в тепло, как зубы начинают ныть и ноют весь день.
Прочитал "Братьев Карамазовых", "Белую гвардию", "Мастера и Маргариту", В. Брюсова (прозу), Ф. Петрарку, К. Воннегута и еще много всего.