Так или иначе, я остановился у кофейни и пялился на эту непривлекательную гусеницу. Может быть, это такой особый рекламный ход, ввести в недоумение, чтобы клиент зашёл убедиться, что перед ним полнейшая лажа. Агрессию нужно выпускать, значит, чтобы она не калечила тебя самого, это был хороший способ. Какой разбавленный кофе, Женя! Да ещё и в кафе с уродливой отталкивающей эмблемой.
Что ж, у них получилось. Они, коварные бездушные бизнесмены, заинтересовали меня, и я стал заглядывать в большие окна. А что там есть? Оказалось, ничего более удивительного там не было. Бурая ненавязчивая мебель, официанты в чёрных фартуках, меню, написанное мелом над кассами, витрины с пирожными, похожими на новогодние игрушки. Выглядело стильно и привычно. Я почти потерял какой-либо интерес, когда увидел за одним из столиков ту самую. Брюнетка с каре и в очках сидела за столиком одна, вытянув ноги под стул напротив, это был неплохой шанс. Она была в черных колготках и в платье с красными рукавами, а на ногах у неё были кроссовки. Мне нравились девчонки в юбках и кроссовках, обычно это говорило о легкости характера, или, по крайней мере, о желаемой видимости такового. Девушка читала электронную книгу и попивала кофе из большого стакана. Образ с открытки. Даже сквозь стекло я видел, какие у неё длинные белые пальцы, будто бы у диснеевской принцессы в перчатках.
Лучше шанса не найти. Почему-то сцена, в которой девушка отвечает, что к ней нельзя подсесть, казалась мне далёкой и нереалистичной. Я заворожено вошёл в кофейню, окунулся, значит, с головой в приятный карамельно-молочный запах. Хотел бы я себе девушку с таким запахом, может быть, баристу, так сильно пропахшую работой, чтобы источать кофейный аромат даже дома. Кофе в постель и всё такое. Может быть, девушка в чёрном платье с красными рукавами пахла именно так.
Пока я нервно, будто бы уже влюблённый, брал себе кофе, я поглядывал на неё. Она виделась мне только со спины, но я отметил, что она довольно высокая. Лишь бы не выше меня и не старше. Наверняка спереди она была тоже привлекательная, потому что я видел, как люди за соседними столиками поглядывают на неё. Конечно, может быть, у неё был огромный уродливый шрам на всю щеку или под очками — пиратская повязка, но так было бы только круче. Плюс это прибавило бы мне шансов.
Пока я шёл, меня охватил мандраж, что-то кололось, может быть, моя душа, будто бы она обморозилась, а потом попала под горячую воду. Романтики вроде Никиты что-то такое должны испытывать перед первым поцелуем с возлюбленной. Если она не захочет со мной говорить, смогу ли я побороть это ощущение? Забудется ли? Может быть, я так нервничал, потому что боялся грядущего позора перед Маратом.
Я сел за столик и выпалил нелепое «привет». Больше я ничего не смог сказать. Она подняла на меня взгляд, и я понял, что передо мной сидит мужчина в женской одежде и с накрашенными липким сиреневым блеском губами. Он снял очки и взглянул меня будто бы даже кокетливо. Потом совершенно несвойственным образу жестом по-свойски протянул мне руку и сказал:
— Привет. Аркадий, — голос у него казался живеньким даже в такой короткой фразе. Сначала я и не понял, что он представился. В такой дикой ситуации казалось невозможным выполнение столь обыденных жестов приличия. Я бы легче принял, если бы он заговорил о стране фей или провинции в Греции.
Будто бы в каком-то тумане я протянул ему руку и осторожно пожал.
— Женя.
Потом меня словно током прошибло. Аркадий? Его имя придавало ещё больше абсурда этой фантастической ситуации. Я не был знаком ни с одним Аркадием в своей жизни. Максимум я мог знать какого-то преподавателя дышащего на ладан с отчеством Аркадьевич. Все Аркадии вымерли ещё до моего рождения. Я даже подумал, что он смеётся надо мной, но в самой ситуации было больше шутки, чем в его имени.
— Удивительно, но ты первый, кто подошёл ко мне за эти три дня.
За какие три дня? Я думал спросить об этом вслух, но язык, словно титан, держащий небо, не мог отпустить моё нёбо без краха мира Жени Журавлёва. Был шанс, что я не подсел знакомиться с истеричным геем, а просто попал в какую-то странную ситуацию? Я резко обернулся, испугавшись, что я в гей-баре. Может быть, кремовая гусеница олицетворяла собой что-то фаллическое и испачканное. Потом я увидел девушку с последним айфоном, вспомнил, что я в Москве, и мои опасения по поводу этой кофейни сошли на нет.