торговой оси ничего примечательного ждать не приходилось. Ты вышел на маленькую площадь, над которой возвышалось почтовое отделение. На скамейках там и сям притулились неприкаянные старики. Какой-то мужчина лет пятидесяти с прицепленными к поясу пластиковыми пакетами из супермаркета, где хранилось все его имущество, прохаживался, задирая в ритме шагов то одно плечо, то другое. Он указывал пальцем на невидимые предметы и бормотал что-то невразумительное. Кроме тебя, никто не обращал на него внимания. Ты сделал вывод, что он, должно быть, обитает в этом квартале и площадь служит ему гостиной. Хватало и других бомжей, одни сидели на земле, другие стояли, неподвижные, ожидая неизвестно чего. Им не было дела друг до друга, прохожие не обращали на них никакого внимания. Они стали невидимками. Ты подошел к уличной табличке, чтобы узнать, где находишься. Табличка, словно в насмешку, гласила: «Площадь Сен-Проже». Ты направился к собору Сент-Андре. Впечатленный масштабом готического сооружения, ты зашел внутрь, но тебя немедленно отпугнули темнота и холод. За вычетом нескольких иностранных туристов с путеводителями там находились только молящиеся пожилые женщины, кто сидя, кто стоя на коленях. Картины, о которых сообщала при входе прикрытая пластиком афиша, были едва различимы, настолько мало проникало внутрь света. Ты вышел на улицу, прошел вдоль мэрии и направился в сторону музея изобразительных искусств. Рабочие подновляли здание и шлифовали массивные камни фасада. Ты пересек поток пыли, сдуваемой ветром на входную дверь и соседнюю лужайку. Единственными живыми существами внутри оказались два охранника и кассир. Ты прошелся по залам, где друг за дружкой висели старинные картины итальянской, французской, английской, фламандской и немецкой школ. Ты рассматривал их рассеянно, несмотря на высокое качество некоторых работ. У тебя возникло впечатление, что ты уже десятки раз видел этот музей в других городах. Религиозная и мифологическая живопись отсылала к хорошо известному, не сулящему сюрпризов прошлому. В провинциальных музеях ты разыскивал в первую очередь необычные работы второстепенных местных мастеров, обязанные своей оригинальностью малоизвестным сюжетам или неловкой манере исполнения. Здесь таких не оказалось, не считая монументальной панорамы набережных Гаронны. На картине с бессчетными подробностями была изображена растянувшаяся на несколько километров торговая и приморская деятельность. Десятки крохотных в сравнении с представленным пространством персонажей населяли сцены, охватывающие все слои общества. Облагороженный теплым, согревающим освещением город предстал перед тобой совсем в другом свете. Тебе, вероятно, требовалось посредничество изображения, чтобы как следует оценить городской пейзаж. Ты оставался перед картиной добрый час, вникая в подробности отдельных сцен, присматриваясь к архитектуре, погружаясь в нарисованный двести лет назад фильм, чей сценарий мог сегодня перекомпоновывать по своему усмотрению. Из созерцания тебя вывели шаги у тебя за спиной. Хранитель, которому надоело наблюдать за тобой издалека. Буквально через минуту ты закончил осмотр: растворившись было в панораме, ты уже не мог внимательно рассматривать окружающие тебя портреты XVIII века, каким бы ни было их качество. Ты не задержался даже перед портретом Джона Хантера работы Томаса Лоуренса. Твои шаги гулко разносились по просторной галерее, где больше не было ни одного посетителя. Ты вышел из музея под облачко белой пыли и отправился дальше по прямым, буржуазно-элегантным улицам богатых жилых кварталов. Ты поглядывал по сторонам, примечая украдкой интерьеры, которых никогда больше не увидишь. Вдоль тротуаров на террасах ресторанов постепенно скапливались служащие в деловых костюмах, туристы и пенсионеры. Ты был голоден, но не хотел в одиночку есть в ресторане. Ты предпочел купить в булочной сэндвич и съесть его на углу перед сквером, наблюдая за чередой прохожих. К тебе подошла молоденькая девушка и попросила сигарету. Ты дал ей две, она, удивившись, взглянула на тебя и преувеличенно поблагодарила. Ты посмотрел на карте, где находится та фотогалерея, которую посоветовал Дамиан. Оказалось, на другом конце города. Судя по расстоянию, чтобы добраться туда, понадобилось бы не меньше часа. Ты, расслабившись, вновь пересек старый город. Тебя умиротворяло, что у прогулки появилась цель. Ты прошелся вдоль Гаронны, на набережной велась стройка, прокладывали трамвайные пути. Работы исковеркали дорогу и тротуары, приходилось огибать заграждения, пересекать песчаные наносы и избегать проделанных в мостовой дыр. По ходу дорожных работ обновлялись фасады обветшалых складов. Ты уделял больше внимания этой, меняющейся части города, чем застывшей, его старым и красивым кварталам. Тут ты представлял будущую жизнь: этот пейзаж существовал, по сути, не сам по себе, а как то, чем он вскоре станет. Нынешнему, пересекаемому тобой городу ты предпочитал город прошлый, каким его показала панорама в музее, или будущий, который ты выстраивал в уме, исходя из увиденного собственными глазами. Фотогалерея находилась в портовой зоне, среди промышленных складов, окруженных контейнерами и перевалочными материалами. Ты прошел вдоль нескольких ангаров и в конце концов очутился внутри большой архитектурной конструкции, выдержанной в белых и серых тонах и освещенной через расположенные наверху застекленные проемы. Выставка «Новые городские зоны» представляла работы десяти фотографов из разных уголков Европы. Трудно было догадаться, где были сняты эти кадры. На пейзажных снимках фигурировали совершенно анонимные места, индустриальные и торговые зоны в предместьях современных городов, часто на границе между городской и пригородной территориями. Людей не было видно, человеческое присутствие угадывалось лишь по проезжающим по шоссе автомобилям. Цветные отпечатки большого формата выстроились в ряд так же анонимно, как и представленные на них места. Трудно было отличить одну фотографию от другой. Фронтальное кадрирование, ровные цвета, тщательно исполненные оттиски. Тебе не хотелось попасть в то безместье, которое здесь показывали. Фотографы не собирались ни идеализировать, ни драматизировать свои сюжеты. Нейтральность их почерка напоминала нейтральность представленных ими построек, которые, казалось, покинула жизнь. И это представлялось тебе справедливым: кому вздумается жить в этих неблагодарных, огромных и пустынных местах? Выйдя из галереи, ты обнаружил, что окружающая тебя портовая зона вполне могла бы сама попасть на выставку. Но ветер, шум жизни, оживлявшее ее перемещение людей и автомашин делали ее пригодной для жизни. Не фотография ли и убила жизнь, ее заморозив? Было шесть часов вечера. Закрывались музеи, галереи и памятники. Ты вновь оказался один в городе, и тебе не оставалось ничего другого, кроме как ходить по улицам и рассматривать дома, магазины, рестораны. Ты выбрал ту же дорогу, по которой пришел, чтобы взглянуть на пейзаж с противоположной точки зрения. Ты считал дома, про которые не помнил, чтобы видел их по дороге туда. Их набралось несколько десятков. Ты больше не верил в гипотезу, согласно которой память фиксирует все, но мы в зависимости от ее прихотей способны восстановить из этого лишь часть. Между двумя следующими улицами оказалось девять домов, только три из них были тебе знакомы. Каждый выделялся какой-то примечательной деталью. Подъезд одного украшало синее изображение львиной головы. На первом этаже другого расположилась букмекерская компания, окна последнего, только-только отремонтированного, все еще прикрывала зеленая пластиковая пленка. Остальные дома ничем особым не выделялись, за исключением двух. На одном золоченая дощечка гласила: «Шарль Дрейфус, психоаналитик», в другом разместился магазин принадлежностей для подводного плавания, в витрине которого два ныряльщика в желтом и черном, снабженные масками и ластами, плыли посреди подводного царства, состоящего из клапанов, подводных ружей, электрических фонарей, часов, дыхательных трубок, спасательных кругов, ножей и грузил. Ты не мог понять, как они, эта надпись, сообщающая прохожему о кабинете признаний, и сверкающая комичная витрина, могли раньше ускользнуть от твоего внимания. Смотрел ли ты с другой стороны улицы в сторону Гаронны, или просто погрузился в свои мысли, или потерялся в пустоте ходьбы? Ты искал объяснения, тебе не хотелось верить в пробелы собственной памяти. Пройдя тем же маршрутом в обратном направлении, ты, однако, убедился, что от увиденного тобой совсем недавно остались какие-то крохи. Ты продвигался среди декораций, детали которых по большей части были тебе незнакомы. Дойдя до большого театра, ты подумал, не вернуться ли по своим следам, чтобы проверить, не улучшится ли на третий раз твоя память. Но ты проголодался. Ты зашел в какой-то ресторан со старинными деревянными панелями на стенах и старыми столами с мраморными столешницами. Несколько пожилых завсегдатаев пили аперитив, официанты расстилали скатерти для предстоящей трапезы. «Будете ужинать?» — спросил официант как раз в тот момент, когда ты решил, что тут слишком тоскливо, чтобы в одиночку провести вечер. Ты ответил, что ищешь кого-то, и, обведя зал взглядом, вышел на улицу. Ты проблуждал целый ч