Когда я уже думала, что он будет просто сидеть там, с головой между моими ногами, ничего не делая, он прижался языком к моему клитору, заставляя самый отвратительный звук вылететь из моего рта.
Звучало так, будто я полоскала горло чаном патоки, в то время как гремучая змея укусила меня за задницу.
Удовольствие врезалось в меня, всего лишь от простого щелчка его языка.
Теперь я знала, почему женские груди вздымаются и ноги дрожат, потому что одним щелчком языка, Филипп заставил меня тяжело дышать. Я буквально тяжело дышала, язык высунут наружу, ноги подпрыгивали вверх и вниз, слюни текли у меня изо рта, когда он лизал правильное место.
Абсолютный незнакомец облизывал меня, облизывал Вирджинию, которая, кстати, совсем не протестовала. Нет, она с радостью хлопала своими складками, давая мне знать, что мое необдуманное и поспешное решение было великолепно оценено.
Его язык погружался внутрь Вирджинии и наружу и затем поднимался к моему клитору, где дразнил его, подул на него, и снова лизнул.
Мучения, которые он давал мне, заставляли мое тело покалывать, обливаться потом, и такие слова как «гребаные яйца», «чертова сказочная магия» и «спасибо вам, боги оргазма» висели на моем языке, когда эта нужда, эта острая необходимость внизу моего живота начала возрастать с угрожающей скоростью. Мне казалась, что мои пальцы больше не принадлежат моему телу, а уплыли в сторону, махая мне. Мои колени дрожали, когда центр моего женского кактуса начал гидратировать, готовясь к муссону.
Моя голова откинулась назад, и я толкнула свои бедра к его лицу. Я ощущала напряжение, поднимающееся у меня внизу, и одним движением его языка, мое тело расслабилось полностью, и громкий, очень ужасный звук вылетел из меня, но, так как мой рот был закрыт, я поняла, что звук раздался не из моего рта, а... из моей задницы.
Филипп отстранился, лишая меня удовольствия, и сморщил свой нос, смотря на меня.
Отматывая назад последние секунды, я подумала о том, что только что произошло. Я правда только что пукнула, пока мужчина облизывал Вирджинию? Нет, невозможно, но взгляд отвращения, который появился на его лице, заставил меня поверить, что это правда.
Меня охватила паника, пока я пыталась придумать, что сказать. Мне на ум пришла лишь одна вещь, так что я озвучила то, что было в моей голове.
Я посмотрела на Филиппа и сказала:
— Чем-то пахнет, чувствуешь?
С дальнего расстояния, я слышала, что Вирджиния кричит мне «иди нахрен», а затем почувствовала, как она съежилась от унижения. Бедная девочка, она больше никогда не захочет играть. Я ругала свою задницу, желая взять затычку и преподать ей урок.
Я пукнула. Я пукнула на голову мужчины. Пукнула ему на подбородок, на его чертов подбородок.
Без слов, Филипп отстранился и подошел к закрытой двери, которая, как я предположила, была личной ванной, чтобы смыть дуновение, которым я обдала его.
Не заботясь о том, застегнула ли ширинку, я натянула свои штаны и выбралась из его офиса к чертовой матери, так быстро, как только могла, все время идя с опущенной головой, и стараясь избегать контакта глазами с каждым человеком в здании.
В своей поездке вниз к моему кабинету, я проклинала всех писательниц эротических романов в писательском сообществе, потому что ни в одном из них не упоминалось о пуканье на подбородок, пока вас ублажают. Зачем это?
О, я знаю, потому что это было несексуально! К черту тебя, задница, к черту.
14 глава
Лучший друг
Поездка в такси до моей квартиры была одинокой, пока я ерзала на порванном кожаном сиденье, из-за отсутствующего нижнего белья, и особенно из-за того, что молния моих штанов натирала бедную Вирджинию. Обычно после работы я ездила домой на метро, так как это было дешевле и быстрее, но в такой ситуации я не могла встретиться лицом к лицу с подземным миром Нью-Йорка.
Я чувствовала, что начинаю ускользать в темную пучину отрицания. Я провела большую часть своей жизни, читая книги о романтике, и ни разу меня не подвергли такой удручающей реальности, которая не была такой легкой как казалась, и опять же, у Делани и Генри, казалось, все было легко, когда дело касалось отношений. Итак, когда дело доходит до такого, я была проклята; не было никакого другого объяснения.