Что за профессия? Юрист! Отец был рад. Будет Олег писать, не будет — это его волновало мало. Но то, что Олег пойдет по его стопам, возможно, реализует его мечту и станет адвокатом — окрыляло. Пугало единственное — не увлечет ли сына „следственная романтика“, но на прямой вопрос отца (было это уже в десятом классе), не хочет ли Олег стать следователем, тот, усмехнувшись, ответил: „Я надеялся, что та, батя, лучшего мнения о моих интеллектуальных способностях“.
Сейчас Олег работал судьей. Более десяти лет слушал уголовные дела в Московском городском суде, что было средним по темпам карьерным ростом для того, кто начинал в районном суде. Делание карьеры Олег целью жизни не полагал, с властью не заигрывал, но и не ссорился. Адвокатом так и не стал.
Ближе к окончанию института отец начал поддавливать на Олега, уговаривая идти в адвокатуру. Но Олег, долго увиливая от прямого ответа, говоря, что его без блата все равно не примут, что он не оратор, что не хочет работать в сфере обслуживания, однажды сорвался и жестко заявил, что мечты родителей не есть путеводные звезды детей. В адвокаты он не пойдет, потому что вести дела о разделе кастрюль и постельного белья при разводе ему неинтересно, а защищать по уголовным делам и получать за это деньги, заведомо зная, что обвинительный приговор гарантирован всей мощью советской системы, считает мошенничеством.
Услышав такое, отец сник и больше к теме адвокатской стези не возвращался.
Сегодня Олег понимал, что был не прав. Проработав судьей больше двадцати лет, он проникся к адвокатам, не ко всем, разумеется, а к настоящим, профессиональным, огромным уважением, а уж тех, кто в советские времена вел уголовные дела и действительно пытался защищать подсудимых, полагал подвижниками. Но все равно это точно не его профессия.
Работа судьей повлияла на характер Олега. Он привык к тому, что от него зависят судьбы, а раньше, до введения моратория на смертную казнь, и жизни людей. Это была власть. Власть подлинная, а не та, которую получает на время чиновник, даже министр. Власть, сравнимая с властью кардиохирурга. Но там все зависит от умения, а у него — от мнения. От настроения.
Олег выработал в себе навыки, позволявшие отключаться от внешнего мира, от эмоций, связанных с домом, ситуацией в стране, обнаглевшими соседями или служакой председателем суда. В процессе он был спокоен и сосредоточен. Единственное, что выводило Олега из равновесия, — непрофессионализм прокуроров и адвокатов. При этом Олег всегда напоминал себе, что потерпевший и подсудимый не могут отвечать за их дурь.
Среди коллег Олег особой любовью не пользовался. И понятно отчего. Он не искал ничьего расположения, что раздражало. Был, бесспорно, самым грамотным юристом на той ступеньке судейской карьеры, на которой находился в тот или иной отрезок времени, писал много статей в юридические журналы и издал две книги — по теории доказательств и по тактике допроса свидетелей. Кто-то считал его выскочкой, кто-то скрытным и некомпанейским. Словом, признавая его превосходство как юриста, коллеги компенсировали свои комплексы неполноценности, приписывая Олегу человеческие недостатки, которыми тот не обладал. Доказывать же, что он — хороший, Олег считал делом постыдным и неразумным в принципе.
О литературном творчестве Олег забыл. Некогда. Да и страшно осрамиться. Ежедневно видя непрофессионалов, самому выглядеть таким же, да еще при том количестве „доброжелателей“, которых он имел, не хотелось.
Однако случилось так, что судебно-правовая реформа, происходившая в России, как всегда, по принципу „шаг вперед — два шага назад“, резко поменяла устоявшийся жизненный график судьи Олега Лебедева. Был учрежден суд присяжных.
Олег с завистью к зарубежным коллегам смотрел американские фильмы с судебными сюжетами или сценами, Сидит за высоким столом надменно-снисходительный, абсолютно уважаемый судья, „курит бамбук“, пока тяжущиеся стороны соревнуются пред очами присяжных, а он, судья, знай себе следит за одним — соблюдением правил игры. Самому Олегу всегда приходилось принимать то сторону обвинения, то сторону защиты. И это абсолютно не зависело от симпатии или антипатии к подсудимому. Если он видел, что прокурор „плавает“, что следствие проведено с дырами, а адвокат — молодец, Олег вставал на сторону обвинения. Не в смысле вынесения обвинительного приговора. Просто старался укрепить аргументы обвинения, выявить противоречия и слабые места в защите и так уравновесить шансы сторон перед ним, судьей. Реже бывало наоборот — адвокат „отрабатывал гонорар“, думал только о том, как произвести хорошее впечатление на родственников подзащитного. В результате срабатывало правило — если адвокат работал на публику, то на суд, на судебное решение его действия производили нулевой эффект, если не отрицательный. (У судей была шутка: „Три года тюрьмы за преступление, плюс год за адвоката, итого — по совокупности четыре года“,) Тогда Олег играл за адвоката, трепал прокурора и свирепствовал со свидетелями-милиционерами, которые врали, не стесняясь, лишь бы засадить избранную ими жертву, отнюдь не всегда повинную. В таких случаях, раздолбав обвинение, Олег возвращал дело для дополнительного расследования, поскольку запрет на вынесение оправдательных приговоров даже он — независимый и непокорный судья Олег Лебедев — нарушать не смел.
Суд присяжных полностью изменил ситуацию. Теперь Олег действительно оказался в положении, когда не только должен был, но и реально мог встать над схваткой. Не он в ответе, если присяжные скажут: „Не виновен“. Судья просто оформит их вердикт оправдательным приговором. А если „виновен“, то либо действительно виновен, либо пусть адвокатов толковых нанимают.
Но суть была даже не в этом. А в том, что если раньше Олег изучал дело от корки до корки, выписывал противоречия, анализировал доказательства и работать начинал задолго до процесса, то теперь от этой кабалы он был избавлен. Теперь пусть прокурор с адвокатом парятся, присяжные — слушают, а он… А что он? Он будет, как его американские коллеги, „курить бамбук“ и следить, чтобы все было по-честному. Теперь он получал одно из ненадоедающих удовольствий — смотреть, как работают другие.
Но каждая медаль имеет две стороны. Олег не просто привык вкалывать, он совсем не умел жить в ситуации нецейтнота. Теперь же метался, как зверь в клетке, не зная, чем себя занять. Не телевизор же смотреть!
И вот в одну из суббот Олег сел за компьютер и написал детективный рассказик, почти полностью основанный на реальных событиях.
Герой рассказа, районный судья, понимает, что подсунутый ментами обвиняемый, как говорится, с преступником рядом не стоял, и сам начинает расследование, Разумеется, он находит преступника и с чувством выполненного долга отправляет за решетку.
Второй рассказ Олег написал в воскресенье.
Плотину прорвало. Через полгода издательство „Страна“, одно из самых крупных в России, опубликовало первый детективный роман Олега Лебедева, чей главный герой — судья, борется за справедливость с халтурщиками-следователями, прокурорами и адвокатами. А через месяц вышел второй роман, с тем же героем и о том же, но с еще круче замешенным сюжетом.
Издательство не печатало первый роман, пока Олег не сдал рукопись второго. Не было смысла вкладывать деньги в раскрутку неизвестного имени ради одной книжки. Издательство обрело нового Автора, своего, эксклюзивного. У конкурентов были Донцова, Маринина, Толстая, Абдуллаев и… другой Олег Лебедев. А у них — свой Олег Лебедев. Для успеха требовался скандал. А ситуация скандал гарантировала. Особую пикантность ей придавало то, что издатели, конечно, знали, что на рынке уже есть писатель Олег Лебедев, а вновь испеченный детективщик, судья Олег Лебедев, естественно, не ведал. „Естественно“, потому что детективы не читал, тем более современные.