— И отправил в тюрьму пару сотен предпринимателей!
— Врешь! И знаешь, что врешь. Моей вины в том нет.
— А их — есть? — не унимался голос.
— И их нет, — вынужден был признать Человек.
Началась работа Человека на стороне государства, когда Первого Президента сменил Второй. К тому времени Человек был раскрученным финансовым консультантом. Хорошо известным среди бизнесменов, но не вошедшим ни в одну олигархическую команду. С политической точки зрения это ослабляло позиции Человека — никто не продвигал его в политику, во власть. Но с другой стороны, именно невовлеченность позволяла консультировать всех, а не только „своих“, зарабатывая помногу и не попадая в зависимость.
В те времена Человек любил повторять, что он — эксклюзивен. Поскольку ни у кого нет на него эксклюзивных прав. Однажды — и то не из жадности, а из любопытства, захотелось проверить правильность своего понимания психологии — он подписал эксклюзивный контракт. Было это в середине 90-х.
Суть сводилась к тому, что одна из нефтяных компаний платила Человеку по двадцать тысяч долларов в месяц за обязательство без ее согласия не консультировать никого из нефтяников. За реальную работу платили сверх этой суммы его обычные гонорары. Если кому-то из нефтебаронов нужен был совет, Человек вынужден был для начала получить согласие „владельца“, от чего последний испытывал, казалось, большее наслаждение, чем от очередной сотни миллионов долларов, заработанной в бизнесе.
Компаньоны и конкуренты Человека признали его гением. Он был первым, кто сумел получать деньги не за то, что делал, а за то, чего не делал. По совету жены, доброй и жалостливой еще больше, чем он, эти деньги откладывались на удовольствия. Жена тратила их на приюты для собак, а он на стипендии, помогал друзьям, если у них случались несчастья вроде пожара либо угона машины, на что-то еще, о чем и не вспоминалось.
При Втором Президенте жизнь изменилась. Его жизнь — быстрее, чем остальных. Через месяц после инаугурации Человека пригласил Глава Администрации Президента и предложил должность начальника экспертного экономического управления. Человек поговорил с Главой, выяснил, чего от него ждут, и отказался.
Логика простая, Глупо лишать себя преимуществ свободной жизни ради должности начальника управления Администрации, которая и сама существовала на птичьих правах, — в Конституции такой орган не значился, людей там можно было менять распоряжением Президента, да и функции самой Администрации крайне неясны. Нет, это не для него.
— Хотите, буду советником Президента на общественных началах?
Человек думал, что после такой наглости его спустят с лестницы. Он даже представил себе сцену — два охранника спихивают его вниз с лестничной площадки и он катится, символизируя карьерные взлеты и падения в Кремле. Еще краше — его выносят, как Паниковского, раскачивают и бросают на булыжную мостовую Ивановской площади…
Но Глава Администрации не рассмеялся, не разозлился, а, хитро прищурившись, спросил:
— Только на общественных?
— Что? — не поняв вопроса, вскинулся Человек, которому не дали ни докатиться до конца лестницы, ни шмякнуться на камни важнейшей площади страны.
Став совершенно серьезным, Глава Администрации предложил должность советника Президента по экономике. Но не на общественных началах, а в штате. Мол, есть такая должность, но вакантна лет пять.
Понимая, что реально решает все Глава Администрации, что Президент — фигура марионеточная (знал бы он тогда, как изменится ситуация через пару лет…), Человек согласился.
Через три дня был подписан Указ. Еще через пару дней Человек переехал в кабинет в Кремле.
За все годы он лично с Президентом не встретился ни разу, если не считать приемов и фуршетов. Но поручения его выполнял.
Основное, что сделал Человек, — возглавил разработку Налогового кодекса. Идея была ясной — вместо множества различных законов, постановлений и инструкций, содержания которых полностью не знал никто, принять один-единственный закон. Вот вам правила игры, и давайте жить честно. А я эти правила сделаю справедливыми. Уж кто, как не он, знал налоговые лазейки!
— Не отвлекайся, — напомнил внутренний голос. — Благие намерения привели в тюрьму не тебя, а других.
Но он же не виноват, что получилось так. Ему и в голову не приходило, что спустя пять лет силовики протащат через Конституционный суд концепцию, что оптимизация налогов — есть уклонение от уплаты налогов. Что начнут разорять компании, которые им приглянулись, устроят передел собственности и в итоге поставят экономику на грань коллапса.
— Разве я тогда не встал им в оппозицию? Публично! Рискуя не только должностью, но и свободой?
— Ты с кем кокетничаешь? Кого пытаешься обмануть? Ты прекрасно просчитал, что именно публичность оппозиции сделает тебя неприкасаемым. Ты зарабатывал очки на обоих фронтах. Для тех, кого сажали, ты вроде был защитником. Для тех, кто сажал, — свидетельством демократии в стране, олицетворением свободы слова. Когда им напоминали про 37-й, они отвечали: „О чем вы говорите? У нас же есть Советник Президента, который… А решаем не мы, — суд…“
— Суд они контролировали. Это не моя вина!
— Но в отставку-то ты не подал!
В отставку он не подал. Уговаривал себя, что отставка — шум на пару недель. Оставшись же внутри системы, он еще поборется…
Побороться он не успел. Президент стал мешать силовикам. Задумал кадровую чистку. Начал готовиться. Но опереться было не на кого. Для бизнеса он стал врагом, для демократов — противником, для своих силовиков — слабым звеном. Президента отравили.
Это было ошибкой ястребов. Тут уж поднялись все. Народ вышел на улицы, и „технический“ Премьер-министр автоматически стал лидером толпы.
Своего шанса Премьер не упустил. И оказался следующим Президентом. Человека же, как и всех, кто работал в Администрации, попросили уйти.
Кто-нибудь вспомнил, что он был в оппозиции силовикам?
Человек подумал, что как бы там ни было, ему зачтется — он хотел добра людям. Не его вина, что не получилось.
А что еще было в жизни?
Сын вырос. Женился, у него семья. Был ли он ему отцом? Да, в том смысле, что кормил, одевал, помог получить образование. А родственной душой? Другом? Все некогда. И жене — чужой. Хороший, близкий, заботливый — но чужой. И ученики разлетелись. Хотя на него в своих работах ссылаются.
А на кой хрен быть живым классиком?
Сотни телефонов в записной книжке, десятки поздравительных открыток к праздникам, но один. Нет ощущения, что кому-то нужен. Грустно. Наверное, не случайно. Смерть где-то рядом.
Ангел Смерти посмотрел на Ангела Жизни.
— Ну что, передаешь его мне? Он готов.
— Он — да. Я — нет.
— Почему? Теперь жизнь бессмысленна.
— Да. Но есть Правила.
— Что за правила?
— Пока живы хотя бы десять человек, которые любят его, ты не можешь его забрать.
— Но он-то о них не знает.
— Это не вина его, а заслуга. Значит, он не искал любви людей. Просто жил. Просто честно.
— Вот-вот. Из-за этих Правил уже имеем семь миллиардов. И все честные?
— Любят не только честных. Этого я тебе не отдам.
— Ему же хуже.
— А вот в этом ты прав.