— Я поймала себя на том, что под брюки надела новые тонкие колготки! — с нескрываемой гордостью привела убийственный аргумент Лена.
— Можно было и старые. Если ты, конечно, не собиралась при ком-то постороннем брюки снимать! — Вадим тут же почувствовал, как собственная шутка вызвала приступ немотивированной ревности.
— Милый, — ехидно начала Лена, — если я при постороннем, как ты выражаешься, сниму брюки, ему будет абсолютно все равно, дырявые на мне колготки или новые! — Лена торжествовала: здорово она „умыла“ мужа.
— А честь семьи? — наигранно возмутился Вадим. — Я не хочу, чтобы кто-то считал, что я плохо о тебе забочусь!
— Вот потому я и надела новые. — Лена поставила утюг, подошла к мужу, поцеловала и поставила диагноз: — Дурачок ты, Вадька!
Несколько дней Вадим никак не мог успокоить свою совесть. Он помогает КГБ! Но с другой стороны, ведь не диссидентов отлавливает! Решил для себя так: зачем Конторе нужен Перельман, почему надо спасать его „фифу“, праведно или неправедно то, чем занимается и, главное, как занимается разведка, — все это не его вопросы. Он не судья, не священник, отпускающий грехи, и не учитель этики в пансионе благородных девиц. Главное, что он во всем этом, как писал Солженицын, не „соучаствует“.
Его тема — защита водителя. Виноватого, судя по всему, на все сто процентов. Конечно, таких как минимум нужно лишать прав — чтобы еще Kofo-нибудь не задавили. Но с другой стороны, она же из страны уедет, так что опасности для „наших“ представлять не будет. Вадима даже удивило, как он вдруг стал различать понятия „наши“ и „не наши“ не только применительно к спорту.
Как бы там ни было, совладав с нравственными проблемами, Вадим переключился на профессиональные.
Он опять позвонил Соловьеву.
— Мне нужен человек, который возьмет вину на себя, — не рассусоливая, начал Вадим.
— Погоди! Во-первых, Снежана наговорила следователю с три короба… — удивился Дима.
— Какая Снежана?
— Между прочим, так зовут твою подзащитную! Ты хоть ей звонил? Записку мою прочел — там имя написано! — возмутился Дима.
— Пока не звонил! Я сам решу, когда мне с ней общаться. Что наговорила твоя Снежана следователю, меня пока не очень волнует. Я спрашиваю — ты найдешь человека, который возьмет все на себя?
— Каким образом? Я имею в виду, каким образом возьмет? — Дима раздражался тупостью Вадима все больше и больше.
— Стоп! Дальше так разговор не получится. Я не учу тебя твоей работе, ты меня — моей! Договорились? — Адвокат перевел разговор в спокойное русло. — Я все объясню, если в этом будет смысл. Коли ты мне человека не дашь, то зачем я буду тратить свое и твое время, рассказывая, что от него потребуется?
— Хорошо, согласен. — Дима тоже старался не заводиться. — Он сядет вместо нее?
— Не факт. Скорее всего, нет. Но стопроцентную гарантию дать не могу.
— Что это должен быть за человек? — спросил Дима и, вдруг встрепенувшись, с испугом уточнил: — И какой будет степень его осведомленности?
— Если хочешь, нулевой. — Вадим посчитал, что сначала надо ответить на второй вопрос, он волновал Диму больше всего. — Что за человек? Можно мужчину лет пятидесяти, солидного, при деньгах. Можно спортсмена. Желательно, заходящую звезду. Можно молодую девицу, ровесницу нашей.
— Ни хрена не понимаю! Что ты задумал?
— А тебе и не надо понимать! — огрызнулся Вадим. — Просто скажи — можешь или нет?
— Я смотрю, ты полагаешь, что если я из КГБ, то я волшебник? Или все еще дьявол во плоти?
— Нет, блин, ангел! — Вадим понял, что разозлился на Диму без причины, и постарался снять неприятный осадок. — Ладно, объясню. Единственное, что можно сделать, это найти человека, который сидел на пассажирском месте и неожиданно схватил руль. Кого Снежана могла подвозить? И при этом не назвала следователю? Первый вариант — любовник. Типовой любовник, чтобы судья поверил, это либо солидный мужик, которому понадобилось молодое тело в обмен на его деньги, либо спортсмен. Девушки любят мужчин в зените славы или тех, кто еще недавно был очень известен. Это льстит их самолюбию.
— А девушка? — Дима заинтересовался.
— Ну, это — совсем просто! Обычная подруга, но очень близкая. Здесь мотивация молчания другая, уже не страх перед мужем, а удовольствие от самопожертвования. Вот я какая! Сама сяду, но подругу не предам!
— Это пока между ними мужик не встанет! — философски заметил Дима.
— И это правильно — мы для них, слава богу, важнее всего!
— Хоп! Понял. Подумаю. — Пауза длилась недолго. — А что будет пассажиру?
— Его наверняка не отправят в космос! Не достоин! — Вадим рассмеялся больше не собственной шутке, а неожиданно проявившемуся у Соловьева человеколюбию. — Считай, что это издержки моей оперативной работы. Его расстреляют. — Вадим решил дожать Диму. — Ты же сам говорил, оперативные методы всегда не очень чистоплотные.
— А ты говорил — пошел в жопу! — Дима понял, что Вадим прикалывается.
Через день Соловьев позвонил Вадиму домой и сказал, что советовался с профессором. Тот считает идею перспективной, но хотел бы обсудить ее с Вадимом лично. Вадим понял, о чем идет речь, и назначил встречу у себя в консультации на завтра.
Перельман предложил кандидатуру своего друга, бывшего сослуживца, профессора Смирнова. Вадиму очень понравилась логика Перельмана: Смирнов холост, несколько лет назад у него умерла жена, и он одинок Второе — Снежана работала в лаборатории именно Смирнова. Когда Перельмана выгнали, Смирнов написал письмо в ЦК КПСС. Но поскольку он выдающийся ученый, его за это не тронули. Просто объяснили — не лезь не в свое дело. Так что он мог оказаться в машине Снежаны и как любовник, и как друг. Первое — нежелательно: Перельману не хотелось даже в суде выглядеть рогоносцем. Но главное, что поразило Вадима, — Перельман додумал за Вадима продолжение истории. Перельман предложил версию, согласно которой Смирнову стало плохо с сердцем и за руль он схватился случайно. Снежана же его не назвала, поскольку боялась, что бывшего шефа посадят и уж наверняка выгонят с работы за дружбу с „отъезжантами“. Кроме того, у Смирнова действительно было больное сердце. Это легко доказать.
Выслушав Перельмана, Вадим с улыбкой сказал:
— Уверен, что так оно и было на самом деле. Не могли же вы столь правдоподобно все сочинить?
— Нет, я не мог. А вот Дима, хоть и пищевик, а не юрист, — смог! Все-таки какое счастье, когда вдруг рядом обнаруживаются такие приличные люди! И это в самый тяжелый момент жизни, когда кажется, что черная полоса бесконечна. Вы со мной согласны?
— Да, разумеется. — Вадим почувствовал, что краснеет. „До чего же мы наивны!“
За несколько дней до суда Дима попросил Вадима о встрече. Информация была позитивная. Через руководство 1-го главка удалось донести до Председателя КГБ мысль, что ребятам из 2-го не надо сильно давить на суд. Мол, есть кандидатура „на вывод“. Произошел несчастный случай. Операция под угрозой. Можно понять коллег из контрразведки, но дело есть дело, и, посадив Снежану, реальной пользы не получим, а Перельмана как агента потеряем.
Что сказал Председатель начальнику 2-го Управления, Дима не знал. Но получил заверения, что коллеги вмешиваться в ход процесса над Снежаной не станут.
— Так что все теперь зависит только от тебя, — заключил Дима.
— Судьба отечества в твоих руках! — пафосно спародировал однокурсника Осипов.
— Ну, ты помнишь, куда идти? — отшутился Дима. „А он все-таки нормальный“, — неожиданно для себя решил Вадим.
В суде все прошло как по маслу. Появление Смирнова в качестве свидетеля, вызванного по ходатайству Осипова, произвело эффект разорвавшейся бомбы. Снежана орала: „Только не это! Никогда! Я отказываюсь от своего адвоката!“ Репетировал Вадим с ней эту сцену раз пять, пока не добился достоверности. Снежана все время переигрывала. Расчет на простое человеческое любопытство судьи, наверняка пожелающего увидеть, кого же так сильно боится показать эта „фифа“, оправдался полностью. Несмотря на возражения прокурора, неглупого мужика, с ходу заподозрившего подвох, судья ходатайство удовлетворила, и Смирнова допросили.