Таким образом, анализируя порядок обращения президента и принятия Советом Федерации решения об использовании вооруженных сил за пределами России, мы видим последовательную конституционную трансформацию, осуществленную путем манипулирования процедурами в пользу внеконституционного перераспределения полномочий между ветвями власти. В описанной ситуации особенно наглядно продемонстрировано закручивание имитационной спирали, когда парламент-симулякр (в данном случае уже не Государственная Дума, а Совет Федерации) по собственной инициативе открыто имитирует парламентскую деятельность, отказываясь выполнять прямо предписанные ему Конституцией функции, а президент с помощью парламента-симулякра имитирует под конвенционную войну внешнее военное вмешательство для достижения своих политических целей. В результате такой имитации Россия смогла развязать серию войн и попала в крайне тяжелую международно-правовую и экономическую ситуацию.
Но, пожалуй, пора вернуться к самому термину «гибридная война». Звучит красиво и интригующе, особенно в сочетании с «гибридным режимом». Казалось бы, сами названия так элегантно свидетельствуют об их закономерной взаимосвязи. На самом деле это не совсем так. Мы уже в целом разобрались с термином «гибридный режим» и удостоверились, что сам он не вполне корректен по своей сущности. Режимы бывают демократическими и антидемократическими. Степень демократизма и антидемократизма вариативна. Демократии бывают устойчивыми и неполными (так называемыми ущербными), поскольку они только осваивают свой путь демократического развития. А недемократические режимы бывают явными и имитационными. Примерно так же и с войнами. Поэтому все же не «гибридные режимы — гибридные войны», а имитационные антидемократические режимы и гибридные войны. Хотя имитационный характер тоже этим войнам свойствен.
Как известно, гибридная война (англ. hybrid warfare) — это вид враждебных действий, при котором нападающая сторона не прибегает к классическому военному вторжению, а подавляет своего оппонента, используя сочетание скрытых операций, диверсий, кибервойны, а также оказывая поддержку повстанцам, действующим на территории противника. Такие войны известны с глубокой древности, хотя их технологии были другими. Например, старший аналитик Института безопасности Евросоюза Нису Попеску относит к методам гибридных войн в древности отравление колодцев и подкуп обороняющихся с тем, чтобы они открыли ворота крепости[204]. Троянский конь — это, пожалуй, один из самых ярких в истории примеров гибридной войны. На самом деле подавляющее большинство войн носят асимметричный характер, сочетающий в себе открытые и скрытые военные действия.
И все же, не вдаваясь в спор о военных терминах и определениях, понятных лишь специалистам, можно сказать, что «гибридная война» — это новое понятие. Сам термин впервые появился в британских и американских военных документах только в начале XXI века, а потом уже под него были подведены все подобные войны в истории[205]. Мало того, этот термин эволюционирует — в Европе сегодня обсуждают нечто именуемое «мультивекторной гибридной войной». Гибридная война, словно монстр Франкенштейна, преследует аналитиков, специализирующихся на России[206]. Депутаты Верховной рады Украины даже подумывают о том, чтобы ввести термин «гибридная война» в официальный законодательный лексикон вместе с термином «гибридное военное положение», поскольку ввести военное положение в условиях необъявленной войны нельзя, а термин «антитеррористическая операция» для сложившейся ситуации не подходит. Секретарь Совета национальной безопасности и обороны Украины Александр Турчинов убежден, что законодательство о военном положении, сформированное на основе представлений XX века о классической войне, устарело, и сегодня необходимо определить новый правовой формат, который будет учитывать «особенности гибридных агрессий»[207].
Однако главная новизна этого термина в том, что в ходе войн стало использоваться так называемое правдоподобное отрицание (plausible denial) — поведение, при котором нападающая сторона осуществляет стратегическую координацию указанных действий, сохраняя при этом возможность правдоподобного отрицания своей вовлеченности в конфликт или подводя этот конфликт под далекую от реальности, но правдоподобную основу (имитация легитимности). То есть речь идет уже не просто о военной тактической хитрости, а о секретной политической операции, которая отличается от открытых военных действий государства именно возможностью ее правдоподобного отрицания. Современные гибридные войны — это коррупционные[208] или политические войны в новых международно-правовых условиях. И можно попробовать провести уверенную параллель между такими войнами и имитационными недемократическими режимами, обнаружив в них причинно-следственную связь.
204
205
Например, завоевание Германии римлянами, подавление англичанами Ирландии в 1594–1603 гг., Американская революция. Пиренейские войны, противопартизанские действия в ходе Гражданской войны в США, Франко-прусская война, Япония в Северном Китае в 1937–1945 гг., вьетнамская война. Классическими примерами гибридных военных действий в конце XX — начале XXI в. называют войну 1979–1989 гг. в Афганистане (действия СССР в начальный период афганской войны, а также действия США по поддержке моджахедов и в ходе вооруженной борьбы против «Талибана»). (
208
Примером коррупционной гибридной войны является крупный политический скандал, который разгорелся в США в конце 1986 г., когда стало известно о том, что отдельные члены администрации США организовали тайные поставки вооружения в Иран, нарушая тем самым оружейное эмбарго против этой страны. Дальнейшее расследование показало, что деньги, полученные от продажи оружия, шли на финансирование никарагуанских повстанцев-контрас в обход запрета Конгресса США на их финансирование.