– Отлично. Тогда ничего не спрашивай и делай, как тебе говорят. Это в твоих интересах, – приказал Рэмбо. – За руль тебе бухому садиться нельзя. Значит, прямо сейчас, не теряя ни минуты, ловишь тачку и едешь в Озерки. – Невский назвал адрес дома Муромца. – Там тебя встретит Стас и все объяснит. Если жизнь дорога – шустрей работай ластами. Вопросы?
– Хорошо, – нехотя ответил художник. – Уже еду.
– Давай, – сказал Невский и отключил связь. Устало откинулся на спинку сиденья, прикрыл глаза. Переоценил он черномазых, стало быть. Кишка тонка у наркош оказалась. Ну и ништяк. Врага всегда лучше переоценить, чем недооценить. Раз Аверин цел и невредим, то ленивого можно колоть по полной, пока джагу-джагу на костре не станцует, ублюдок голландский. Может, и сам художник что-нибудь интересное сообщит. Например, кто еще из его знакомых в последнее время при помощи обезьян подсел на «Третий глаз». Не получится достать дилеров через пойманного Фюрером негра, есть шанс зайти с другой стороны. В любом случае это лучше, чем ничего.
– Одним головняком меньше, – коротко, но конкретно оценил ситуацию сидящий рядом с водителем Фрол. – Теперь главное, чтобы эти лысые патриоты не уделали зверя раньше времени. С них, отморозков, станется.
– Ты Фюрера с безмозглыми пятнадцатилетними сопляками в хаки и белых шнурках не сравнивай. Карташов далеко не отморозок, – покачал головой Невский. – Он раньше у морпехов тренером по боевому самбо был. Это сейчас у него профессия такая, модная – борец за чистоту русской земли…
Дом скинхеда Ильи по вполне понятной кличке Муромец, правой руки Фюрера, о котором Влад раньше лишь слышал, но никогда лично не встречался, оказался аккуратным двухэтажным новостроем из красного кирпича, стоящим в двух шагах от озера, собственно и давшего название северной окраине города – Озерки. Пожав руки вышедшим встречать его главарям скинхедов, сопровождаемый Денисом Невский вслед за «патриотами» быстро прошел в гараж, где в дальнем углу полулежал, прислонившись спиной к стене, голландский драгдилер. Как пить дать – нигерийского происхождения. Этот африканский клан еще с начала девяностых контролировал львиную долю сбыта наркоты, особенно в столице. Почти все черномазые торговцы, получив ксивы, дружно косили под бедных студентов московских вузов и были выходцами из Нигерии.
– Вот он, голубчик, – презрительно фыркнул Фюрер, ткнув ногой нервно дернувшегося пленника. – Больше не бакланит. Поумнел, Маугли, после пары звиздюлей.
Невский остановился напротив зверя, окинул взглядом с головы до ног. Лицо дилера было перепачкано запекшейся кровью, вытекшей из разби-того носа, пухлые рваные губы мелко дрожали. Кожаная куртка и дорогой костюм местами порваны и вымазаны в пыли. Один ботинок вообще куда-то исчез. Между ног, на брюках, расплылось издающее тошнотворное амбре мокрое пятно. Но в целом испуганно зыркающий глазами на визитеров, пристегнутый наручниками к батарее ниггер выглядел вполне удовлетворительно для грядущего допроса с пристрастием.
– Стас, чуть не забыл. Твой дружок, художник, в полном порядке, – оглянувшись на Карташова, сообщил Рэмбо. – Я только что разговаривал с ним. Скоро он будет здесь. А пока потолкуем с дорогим гостем из солнечной Африки. – Невский не спеша раскурил трубку, пыхнул дымом и с презрением посмотрел на ниггера. – Слушай меня внимательно, заяц шоколадный. Я буду задавать вопросы. Ты будешь на них отвечать. Быстро и честно. Если хоть один раз… повторяю, хоть один раз соврешь – свяжу по рукам и ногам и посажу в ящик с голодными крысами. Ты будешь умирать долгой, мучительной смертью. Скажешь правду – отпущу. Когда все закончится. Итак, вопрос первый. Как тебя зовут? Быстрее!
– Леон Нгамиби, – не выдержав гипнотический взгляд Влада, пленник быстро отвел глаза.
– Нигериец? – уточнил Невский.
– Ай эм… я… ситизен Холланд, – нигериец, как и следовало ожидать, более-менее понимал русский.
– Меня не волнует, какого цвета твоя ксива. У меня самого их семь штук. Я спрашиваю, откуда ты родом?
– Я родить в Лагос, – тихо признался драгдилер.
– Значит, нигериец. Так я и думал. Многовато вашего хвостатого племени в России развелось. Пора уже дератизацию проводить. Когда и откуда приехал в Санкт-Петербург?
– Из Амстердам. Месяц назад, – сообщил пленник.
– Сколько ваших в городе?
– Пятнадцать, – с каждым ответом голос нигерийца становился все тише.
– Все из Амстердама?
– Нет. Только три. Я, Магиба и Занга. Другие из Таллинн.
– Кто старший? – бросил Влад. – В глаза смотреть, гнида!!!
– Я… меня теперь… бразерс… килл, – обреченно мотнул курчавой головой Нгамиби, угодивший между молотом и наковальней.
– Я никогда не бросаю слов на ветер, черномазый, – холодно произнес Невский. – Даже в разговоре с такими залетными тварями, как ты. Так вот. Я тебе в присутствии этих людей, – Рэмбо быстро огляделся, – твердо обещаю, что ты будешь жить. И до конца жизни никто тебя пальцем не тронет. Будешь одет-обут-накормлен. Но после всего, что ты уже сделал, жизнь нужно заработать. Отвечай на вопрос. Я жду. Кто старший?
– Его нейм Макс, – после затянувшегося молчания, когда Рэмбо уже начал терять терпение, наконец прошептал дилер.
– Он черный?
– Да, – кивнул пленник. – Блэк. Лагос. Все Лагос. В начале азуль… убежищ, в Холланд. Давно. Горбачев. Потом паспот… ситизен. Потом Эстония жить. Теперь Сайнт-Питерсбург. Бизнес. Так сказать Макс.
– Ясно. Кто ваша крыша? Ты меня понял? Кто из гангстеров вас защищает?
– Иес. Андестенд, – мотнул башкой дилер. – Крыша нет. Есть большой босс. Больше Макс. Хозяин.
– Сколько человек вы уже подсадили на «Третий глаз»?
– Мне три. Всего, мэйби… двадцать пять клиент. Итс нью вери-вери спесификал драг. Очень дорого.
– Чем еще торгуете? Героин?
– Ноу хероин. В Сайнт-Питерсбург хероин торговать айзер и джипси…
– Цыгане?
– Да. Цыган. Мы только синтетик. Ко-лье-са. Разный. Экстази. ЛСД, марк. Сейчас – «три ай».
– Откуда приходит товар?
– Экстази – из Таллинн, Эести. ЛСД и «три ай» – из Латвия. Рига сити.
Невский скрипнул зубами. Вот так сюрприз. С латвийской столицей, в корень обнаглевшей от безнаказанности после вступления в Евросоюз и ставшей восточноевропейским рассадником гитлеровского реваншизма и центром оголтелой русофобии, его связывало полжизни. Родившись в Питере, он покинул его в младенчестве. Мама уехала в Ригу к отцу, живущему там еще с конца шестидесятых, после окончания университета, потомственному сибиряку с питерской фамилией. Невский прожил в Риге до восемнадцати лет. Там вырос, закончил школу. Там первый раз влюбился. Там фанатично увлекся культуризмом и, будучи несовершеннолетним подростком, заработал на видеокассетах и нелегальном прокате свой первый «лимон» рублей. Из Риги же, не сумев откупиться от службы, призвался на Северный флот. Там, на берегу Рижского залива, в Юрмале, до сих пор, несмотря на уговоры сына, жила с новым мужем мама Влада. Как минимум трижды в год Невский навещал ее, сначала один, затем – вместе с женой и Егоркой. Так или иначе, но известие о том, что редкая синтетическая дурь производится не где-нибудь в широко известной своими «колесными» нарколабораториями Польше, а именно в Риге, Рэмбо буквально взбесило. Почему-то ни с того ни с сего вдруг стало ужасно мерзко и погано на душе. Словами не передать.