Всему, что похоже, и нынче за глотку берет,
Всему что тяжелым болотом к ногам приросло
Ни шагу назад! — Что ж с того, коль ни шагу вперед.
Но надо же было однажды к чему-то придти, И день наступил, беспощадной усмешкой зубаст. Теперь-то попробуй запрячь, задержи, запрети. Дай бог дотянуть — так он ведь еще и не даст.
И долго за поездом ветер кружит шелуху,
Обрывки беспечно растраченных весен и зим.
И черт с ним, что некому выложить как на духу,
И слава те господи, цел и, кажись, невредим.
А рельсы на запад, на запад, на запад, в огонь И там под закатом, неистово раскалены. А рельсы качают, качают, качают вагон, Разматывая перед поездом новые сны.
И теми же рельсами гонится степь по пятам,
То ль череп местами в колосьях, местами плешив.
То ль плоская эта Земля — неразменный пятак.
И на обороте навстречу мне кто-то спешит.
1973
— Другой Серж спит и поет песенку самому себе
по фильму " Неоконченная пьеса
для механического пианино"
Все двинет как прежде по старому пошлому кругу. Лишь галстук поддерни да крестик поглубже запрячь. Я сплю, сидя в бричке, и женщина гладит мне руку. Покойно, тем боле, что бричку забыли запрячь.
От этой вчерашней бездарной бессмысленной драки Я в сон, как в спасенье, без веры ушел и без сил, Но, праведно светел, проснусь, чтоб раздаривать фраки, Не все, а конечно, лишь те, что донЕльзя сносил.
Все будет как было, дотлеешь и сам не заметишь, Коль так просыпаться и так засыпать не впервой. Куда ж друг от друга нам деться на этой планете? Вот видишь — колеса совсем зарастают травой7
— Сказка с хорошим концом
А эти домишки когда-то росли на горе, Но, к морю сходя, вдруг однажды навеки застыли. Лет двести так славно, под утро — ни ветра, ни пыли, Ни злобы, ни зависти — жалко, что лишь на заре.
И утренней лошадью в город въезжал Аполлон, И лошадь плясала, ив городе жизнь воскресала. С оси колесницы топленое капало сало, Пригретое слишком уж щедрым хозяйским теплом.
И дружно собаки высовывали языки,
Не злые, а мокрые узкие флаги собачьи,
И, прячась в тени, за кобылой бежали, тем паче
Что больше и некуда было бежать от тоски.
Нет, было куда — той тропинкой, что шла сквозь леса, Вилась по ручью, с каждым шагом другая, но та же. И девочка грустно кораблик несла на продажу, Но кто-то уже заприметил его паруса.
— Сказка о золотой рыбке
сл. Ген. Алексеева
Берег. Небо. Море. Старик закидывает невод. (Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла) Ему нужна золотая рыбка, И больше ничего.
Берег. Небо. Море. Старик вытаскивает невод. (….) В неводе — две малюсенькие корюшки, водоросли, И больше ничего.
Берег. Небо. Море. Старик опять закидывает невод (….) Но это пустая трата времени, И больше ничего.
В этом море — так уж тут водится
Золотая рыбка не водится,
Золотая рыбка не дура…
Берег. Небо. Море. Старик опять вытаскивает невод. Откуда она тут взялась? Это же — чудо!
Это же просто чудо! (….) Нет, это просто сказка, И больше ничего.
— Цветок
сл. Ген. Алексеева
В моих руках цветок…
Пр. Цвет у него необычный,
Запах у него незнакомый,
Форма у него невиданная,
Название его неизвестно,
Но он — цветок.
Подходят на него взглянуть, Наклоняются его понюхать, Просят позволения его потрогать, Отходят — потрясенные.
Я горд — у меня цветок!
Пр.
Вы видите — у меня цветок. Вы не пугайтесь — у меня цветок. Вы не огорчайтесь, но у меня цветок. Вы не злитесь, но у меня цветок. Вы меня не трогайте — у меня же цветок!
Пр.
Откуда взялся этот цветок? Откуда…если б я знал… Зазевался — и глядь, в моих руках цветок.
— Обращение к апостолу Петру.
В день, когда на твоих весах Гирьку мою качнет, Прости, украду я четверть часа Вечных твоих забот. Скорбную перешагнув межу, Этот покинув свет, Просто я кое о чем расскажу, А кое о чем и нет.
Жив, скажу, назидательский зуд Что может быть милей. Был моим судией там, внизу, Каждый, кому не лень. Зато, при каком ни на есть уме, Озлившись на все и вся, Многих и сам я судил, как умел, Их о том не спрося.
Были, скажу, у меня дела, Скажем, не так уж давно. Плоть моя ела, пила и спала Вот тебе дело одно. Из тех, что пришлось переделать, дел Что глупость, а что вранье. Делал я, впрочем, и то, что хотел. Но это уж дело мое.
Были, скажу, три нежных души Во все мои времена. Одна и одна ушли, поспешив, Дождать осталась одна. Тех, что считали итоги, кляня, И вспоминать не хочу. Третья желала бы только меня. Я о ней промолчу.
Ты только, ради всех прочих святых, Не думай, что я крою. Не зарюсь на райские я цветы, Что мне там делать, в раю? Крыл дребезжанье — хоть лезь в петлю, Да нимба блеск жестяной… Лучше я травки себе подстелю Где-нибудь под стеной.
1979
— Эти сумерки
Посвящается Жаку Брелю
Эпиграф 1. "Желтизна там, где было все зелено."
А.Крупп
Эпиграф 2. "Дорога в ад вымощена благими намерениями."
Роберт Герби (?)
День, казалось, только начат, а уже почти прошел. Нас сумерки качают пеньем сдавленных пружин. И день — уже не день, а пыльный ветхий дилижанс.
Ночь. Возница спит, и экипаж плетется наугад. Луна. Дорога — что змея, булыжник — чешуя. Ах, боже мой, ведь это наши добрые дела!
День! Как мног он сулил нам, как он нас околдовал! Как лихо был он прожит, как казалось все легко! Фотограф выставил декор — лишь голову просунь.
Ночь. Луна. Дорога — что змея, булыжник — чешуя. Сомнений нет — да, это наши добрые дела. Куда ж ведет дорога и куда хотелось нам?
День. Фотограф выставил декор — лишь голову просунь. Лишь голову просунь и жди падения ножа. А если очень хочешь — все до завтра отложи.
Ночь. Наш путь блестит, но что же наши добрые дела? Увенчаны репризой пенья сдавленных пружин. И вкрадчивые речи наших истинных убийц.
-------------------------------------
Last-modified: Tue, 10-Sep-96 04:51:05 GMT
Юрий Лорес
Пять веков картине
— Пролог
Танцует женщина, а бог В лесу играет на свирели. И в речке плещутся форели, Как сорванцы у ваших ног. Какой блистательный пролог, Танцует женщина беспечно, И мир зеленый, юный, вечный Наполнен, будто винный рог.
И дух курится у лица Оливы, цитруса, аниса. Восславим бога Диониса Как благодатного творца. Ах, идиллический апрель, Бог восседает над водою, Трясет козлиной бородою И дует вежливо в свирель.
Туман, цветочная пыльца И обнаженная натура. Как будто белая скульптура В грядущих парках и дворцах. А меж дерев — и свет, и тень, Сатиры, нимфы и амуры, И хоровод в овечьих шкурах Спешит с окрестных деревень.
Им дни иные не видны, Им не узреть средь буйных танцев, Что на ахейцев и троянцев Давным-давно поделены. И бог глядит со стороны Как все уходит безвозвратно, Как мир становится театром Театром будущей войны.
— Письмо из Рима.
У нас тут ходит слух, что лето будет жарким, И, значит, отдыхать не стоит ехать к морю. Что август, что июль, — убытки, не подарки. Хотя, наверняка, они войдут в историю.
А ты пиши стихи, а я безвестно кану. Но ни одна судьба не стоит сожаленья. Куда мудрее жить подальше от вулкана, Который каждый миг способен к изверженью.
Конечно, вечный Рим и не такое помнит, И только чудаки жалеют день вчерашний. А ты, конечно, прав, я тоже это понял: Мирская суета не утоляет жажды.
К отечеству любовь становится болезнью, Она терзает нас и явно, и незримо. Но думаю, что здесь я все-таки полезней, И, значит, никогда я не уйду из Рима.
Что завтра — не узнать, а прошлого не жалко, Не люди, так волна следы навеки смоет. И август, как июль, конечно, будет жарким. А, значит, отдыхать не стоит ехать к морю.
Конечно, вечный Рим стоит себе, как прежде. Конечно, вечный Рим как прежде миром вертит, А римляне молчат, и в страхе, и в надежде Уже который год ждут цезаревой смерти.