— Старый новый год
А.Вознесенский
3/4
С первого по тринадцатое нашего января, сами собой набираются старые номера. Сняли иллюминацию, но не зажгли свечей, с первого по тринадцатое жены не ждут мужей.
С первого по тринадцатое пропасть между времен. Вытру рюмашки насухо, выключу телефон. Дома, как в парикмахерской, много сухой иглы, простыни перетряхиваются, не подмести полы.
Вместо метро Вернадского кружатся дерева, сценою императорской кружится Павлово.
Только в России празднуют эти двенадцать дней, как интервал в ненастиях через двенадцать лет. Вьюгою Патриаршею позамело капот, в новом несостоявшееся старое настает.
Я закопал шампанское под снегопад в саду, выйду с тобой с опаскою: вдруг его не найду. Нас обвенчает наскоро снежная коронация с первого по тринадцатое, с первого по тринадцатое.
Му-му…
— Муравей
4/4
Он приплыл со мной с того берега, заблудившись в лодке моей. Не берут его в муравейники: с того берега — Муравей.
С того берега он, наверное, как католикам — старовер, где иголки таскать повелено остриями не вниз, а вверх.
Я б отвез тебя- черта беглого, да в толпе не понять кто чей. Я и сам не имею пеленга, с того берега — Муравей.
С того берега, где со спеленкой земляниковые бока. Даже я не имею пеленга, чтобы сдвинулись берега.
Через месяц на щепке, как Беринг, доплывет он к семье своей, но ответят ему: "С того берега, с того берега — Муравей, с того берега — Муравей с того берега…"
— Облака вокруг, купола вокруг,
М.Цветаева из цикла "Стихи о Москве"
2/4 * * *
Облака вокруг, купола вокруг, надо всей Москвой, сколько хватит рук. Возношу тебя бремя лучшее, деревцо мое невесомое
В дивном граде сем, в мирном граде сем, где и мертвой мне будет радостно царевать тебе, горевать тебе, принимать венец, о мой первенец.
Ты постов говей, не сурьми бровей и все сорок чти, сороков церквей, исходи пешком молодым шажком все привольное семихолмие.
Будет твой черед, ту же дочери передашь Москву снежной горечью, мне же вольный сон, колокольный звон, зори ранние на Ваганькове. /2 р.
Облака вокруг, купола вокруг… /4 р.
из цикла «Бессонница»
— В огромном городе моем ночь,
6/8(1/2) * * *
В огромном городе моем ночь, из дома сонного иду прочь и люди думают: " Жена, дочь", а я запомнила одно — ночь.
Июльский ветер мне метет путь и где-то музыка в окне чуть, ах, нынче ветру до зари дуть сквозь стенки тонкие груди в грудь.
Есть черный тополь и в окне свет, и звон на башне и в руке след, и шаг вот этот никому вслед, и тень вот эта, а меня нет.
Огни, как нити золотых бус, ночного листика во рту вкус. Освободите от дневных уз, друзья, поймите, что я вам снюсь.
1 куплет.
— Вальс
Г.Шпаликов
3/4
Все лето плохая погода, звучит этот вальс с парохода над пляжем, над шлюзом, над домом и Тушинским аэродромом. А в Тушине лето как лето, и можно смотреть без билета, как прыгают парашютисты воздушных парадов артисты.
То в поле они пропадают, то в речку они попадают, тогда появляется катер с хорошим названьем — «Приятель». На катере ездят все лето спасатели в желтых жилетах, спасатели дукш неразумных, раздетых и даже разутых.
Татарово, я не ревную ту лодку мою надувную, то лето, ту осень, те годы, те баржи и те пароходы. Татарово, я не ревную погоду твою проливную и даже осенние пляжи, любимые мною пейзажи.
— Французская песня
И.Эренбург 3/4
Свободу не подарят, свободу надо взять, свисти скорей, товарищ, нам время воевать. /3 р.
Мы жить с тобой бы рады, но наш удел таков, что умереть нам надо до первых петухов. /3 р.
Нас горю не состарить, любви не отозвать, свисти скорей, товарищ, нам время умирать. /3 р.
Другие встретят солнце, и будут петь и пить, и, может быть, не вспомнят, как нам хотелось жить./3 р.
— Посвящение поезду Йошкар-Ола — Казань
Б.Гинзбург
3/4
Дизель гуднул ввысь, дернул состав в ночь. Поезд мой, в лес мчись от суеты прочь. Здравствуй, друзей круг, нам нипочем враг, грохот колес — друг, шум суеты — враг.
Стукнут сердца, вдруг, стуку колес в такт, что приуныл, друг, все ли с тобой так? Это же круг твой, так прогони ж хворь, до хрипоты пой, до хрипоты спорь.
Лечит от всех дрязг, как от врагов штык грузных желез лязг, стук колеса в стык, старых гитар звон, старых друзей взор, рельсов стальных стон, да разговор — спор.
Нет золотых рун, нет золотых душ, есть перезвон струн, есть перезвон душ. Да не умрет песнь, да не сожрет дрянь, поезд пока есть — ж Йошкар-Ола — Казань. ж2 р.
— Прощальная
Ю.Кузнецов
4/4
Потрясают осенний перрон золотые литавры и трубы их прислало бюро похорон по изысканной выдумке друга. Может быть я, ребята, вернусь, но прощальными машут руками и на память мне дарят арбуз, / исцарапанный именами. /2 р.
Я читаю: "Валерка, Вадим" кабаки, переулки, закаты. Мы невольным молчаньем почтим нашей молодости раскаты. Гэй, шампанского, водку несут, ничего, наливай до предела: мы сегодня покажем как пьют / за успех безнадежного дела! /2 р.
Я швыряю в промозглый туман роковую перчатку, однако, машинисту последний стакан, чтобы поезд летел как собака. До свиданья, Валерка, Вадим, я вернусь знаменитым поэтом, мы еще за успех воздадим, / шапку оземь и хвост пистолетом! /2 р.
Казань январь 1989 г. VHR альбом КС007-21С
— Среди подвалов городских,
3/4 * * *
Среди подвалов городских, среди крылатых толп людских, на полдороге к краю звучит какая-то струна, но где она и чья она, кто музыкант не знаю.
Поет какой-то соловей отличных городских кровей, как мальчик откровенно, какое счастье — смерти нет, есть только тьма и только свет, всегда попеременно.
Столетья строгого дитя он понимает, не шутя, при знании высоком, что вот очаг а вот порог, что вот толпа, над ней пророк, и слово за пророком.
Как прост… и счастлив я, что с давних пор все это понимаю. Хотя куда ты ни взгляни кругом пророчества одни и кто пророк не знаю, и кто пророк не знаю, ну кто пророк?
— Восславив тяготы любите свои слабости,
3/4 * * *
Восславив тяготы любите свои слабости, слетались девочки в наш двор, как пчелы в августе, и совершалось наших душ тогда мужание под их загадочное сладкое жужжание.
Судьба ко мне была щедра — надежд подбрасывала, но жизнь по-своему текла, меня не спрашивала, я пил из чашки роковой, старался дочиста, случайно чашку уронил тут август кончился.
Двор закачался, загудел, как хор под выстрелами, и капельмейстер удалой кричал нам что-то. Любовь иль злоба наш удел, падем ли выстоим ли, мужайтесь девочки мои, прощай пехота.
Примяли наши сапоги траву газонную, все завертелось по трубе по гарнизонной, благословили времена шинель казенную, не вышла вечная любовь, а лишь сезонная.
Мне снятся ваши имена, не помню облика, в какие ситчики вам грезилось облечься? Я слышу ваши голоса, не слышу отклика, но друг от друга нам уже нельзя отречься.
Я загадал лишь на войну, да не исполнилось, жизнь загадала навсегда — сошлось с ответом, поплачьте девочки мои о том, что вспомнилось, не уходите со двора ж2 р. еще не лето.
— Хорошо приехать в Таллин,
3/4 * * *
Хорошо приехать в Таллин, он уже снежком завален и уже зимой застелен, чтоб увидеть Хелен с Яном, да увидеть Хелен с Яном и увидеть Яна с Хелен.
Мне ведь многого не надо, мой приезд почти бесцелен: побродить по ресторанам, постоять под снегопадом и увидеть Яна с Хелен.
И услышать как метели зашуруют под фрамугой, и увидеть Ян и Хелен, и увидеть Ян и Хелен улыбаются друг другу, улыбаются друг другу.
А однажды, утром ранним, вдруг отьехать от перрона прямо в сторону бурана, где уже не будет Хелен, где уже не будет Яна, да ни Хелен и ни Яна.