Домоседов не терплю ж
И привет веселый шлю ж2 р.
Самолету, вертолету, кораблю. ж
— Костер.
В краю далеком, в степи широкой, вдали от прерий, вблизи от гор. Стояла ферма, стояла ферма. А рядом с фермой горел костер. В котле широком кипело что-то, а рядом кто-то сидел мечтал. Огонь горящий, котел кипящий ему о чем-то напоминал.
Вот ночь настала, костра не стало. Последний уголь погас, погас. А тот сидящий, в огонь глядящий, он взал и скрылся совсем из глаз. И мы не знаем, да, мы не знаем, был или не был он на земле. И что на сердце его товорилось, и что варилось в его котле.
— Поэт.
Поэт, который тих, пока дела вершатся, Но громок после дел, — не знает, как смешон. Поэт не отражать, а столь же — отражаться, Не факты воспевать, а действовать пришел.
В хвосте истории ему не место жаться, (По закругленье дел — кого ожжет глагол?!) Он призван небом слов, как Зевс, распоряжаться. Он — двигатель идей. Он — основатель школ.
Что значит «отразил»? Скажите, бога ради! Поэт не озеро в кувшинковых заплатках: Он — боль и ненависть, надежда и прогноз.
И человечество с поэтом на запятках Подобно армии со знаменосцем сзади И с барабанщиком, отправленным в обоз.
-------------------------------------
Last-modified: Sat, 24-Aug-96 15:19:37 GMT
Песни разных авторов
Говорят — хорошие, и популярные в КСПшных кругах. Никогда не слышал.
* ГЕННАДИЙ ЖУКОВ *
В темной маленькой комнате
Am Dm В темной маленькой комнате, G C E7 Где-то под самыми крышами, Am Dm Свечи в старом фонарике, E7 Am Песня почти что шепотом.
A7 Dm Кто после нас придет потом, G C E7 Где-нибудь, под афишами Am Dm Отыщет сонет мой маленький, E7 Am Может, тогда вы вспомните,
A7… Что все течет, все старится, Снег, облепивший крыши, Головы безмятежные Бело красит волосом.
A7… Но все же, в нас останется, Только немножко тише, Словно старинный грустный сон Сонет для полночи с голосом.
4/4 * * *
— На какой-то ветреной-ветреной дальней планете
На какой-то ветреной-ветреной дальней планете привязалась девочка к ветру, а он только ветер, только буйный ветер, как хочешь его обнимай, налетит, нашепчет, как хочешь его понимай.
Баю-бай, баю-бай, баю-бай, баю-бай…
Уж не знаю, что там с тем ветром у ней получилось, не случилось что-то, а может быть что-то случилось. Потерялся ветер, и с ветром такое бывает, непонятно только, да кто ж их ветра понимает?
И не знаю что там, безветрия ей не хватало, только эта девочка ветреной девочкой стала, всё искала ветер, шептала в похожие спины: — Обернись мой ветер!- а он обернётся — мужчины…
Как-то пролетала сквозь облако с тайной улыбкой, привязалось облако к девочке тайною ниткой, просто улыбалась, по ветру, иль так, без причины, привязалось облако ниточкой с сердцевины.
Вот такая музыка — девочка, облако светом, августиным голубем, ангелом, просто соседом обнимать пыталось, да облаку как обнимать? Понимать пыталось, да девочку как понимать? Напевает что-то, как хочешь её понимай.
Баю-бай, баю-бай, баю-бай, баю-бай…
6/8 * * *
— Вы потом всё припомните, как сновиденье,
Вы потом всё припомните, как сновиденье, наши долгие, томные игры глазами, что ответили губы, что руки сказали, наши разные мысли, полночные бденья.
Дом дощатый, скрипучий, скандальных поэтов, полустанок, где ясно цветёт бузина, бузина, что как лилия светит со дна неглубокой пиалы рассеянным светом.
Вы потом всё припомните, словно награду, как сухая трава облетала ограду. И ограда, что нас от всего ограждала, под напором дрожала, да не оградила.
Потому что жила в нас дремучая сила, потому что легко от всего отградиться, только б нужно нам было попроще родиться, чтобы нам не пришлось от себя ограждаться.
Всё равно вы припомните тайные слёзы, и, как тайную радость, припомните горе, вы припомните город, где мы непохожи на любимых людей, что забудутся вскоре.
Мне потом всё припомнится, как утоленье, жаркой жизни любимые юные лица. Я не знаю пред кем мне стоять на коленях за случайную жизнь, что до смерти продлится.
4/4 * * *
— Звякнет узда, заартачится конь,
Звякнет узда, заартачится конь, вспыхнет зарница степного пожара, лязгнет кольцо, покачнётся огонь, всхлипнет младенец, да вздрогнет гитара.
Ах, догоняй, догоняй, догоняй. Чья-то повозка в ночи запропала. Что же ты, Анна, глядишь на меня? Значит не я, что ж так смотришь устало?
Что же ты, Анна, цыганская кровь, плачешь с раскрытыми настежь глазами? Стол собери да вина приготовь, будем смеяться и плакать над нами.
Боже мой, смейся, я смех пригублю, горестный смех твой — единственный яд мой, плачь, боже мой, я другую люблю вечно, до смерти, всю смерть безвозвратно.
Боже мой, плачь, это я отворял в ночь ворота и гремел на пороге, что-то искал что давно потерял и не в конце, а в начале дороги.
Ну догони, догони мой фургон. Что же ты, Анна, так смотришь, ей богу? Вознегодуй на постылый закон и разверни за оглобли дорогу.
Боже мой, смейся, легла колея под колесо так привычно и странно. Пыль в полстепи — это видимо я, ж женщина плачет — то видимо Анна. ж2 р.
4/4 * * *
— Убежала бусина с нитки суровой,
Убежала бусина с нитки суровой, побежала бусина дальней дорогой. Как же ты о бусине не спохватилась? ж Укатилась бусина, укатилась. ж2 р.
Завяжи на нитке узелок на память, погляди с улыбкой, если грустно станет. В этом месте ниточки всё и случилось — ж укатилась бусина, укатилась. ж2 р.
Убежала бусина с нитки суровой, побежала бусина дальней дорогой, вся судьба на ниточке крепко держалась, только эта бусина — экая жалость…
Завяжи на нитке узелок на память, погляди с улыбкой, если грустно станет. В этом месте ниточки всё и случилось укатилась бусина, укатилась. ж3 р.
4/4 * * *
— В магазине, где дают брюки в полосочку поперёк
В магазине, где дают брюки в полосочку поперёк я купил продольную флейту. Брюки стоят столько же, но они не такие тёплые, как флейта.
Я учусь играть на флейте.
Поверьте, это только так говорят "семь нот", это семь чувств, поверьте.
Первая — «до» была ещё до слуха, и у кого нет слуха, а есть только слухи нередко путают её с нотой ми милой нотой осязания мира.
Меж осязанием и слухом нота «ре», как ревнивое око во яснице(?).
Здесь вечная нота «фа», как выдох носом «фа», как фамильярный философ, фарцующий Катоном и Эллингтоном, как выдох носом «фа», когда чуешь всякое фуфло.
Здесь вечная нота «соль», чтобы жизнь не казалась сахаром всякому играющему на флейте. Я трогаю её языком…
Здесь вечная нота «ля», как «ля» в зале и «ля-ля» в кулуарах, как «ля» с трибуны и «ля-ля» в очереди, спросите лабуха, где играть шлягер в «ля-ля» миноре.
Это страшное чувство — «ля-ля», оно обжигает мне лицо в кровь, когда я выдыхаю его из отверстой флейты.
А высокая нота «си», чистая нота «си», кто способен на чистое си, способен на многое.
Холодно, а кровь уже не греет, лишь печаль, лишь крик, лишь шёпот невзначай, уходит с выдохом любовь пока учусь играть на флейте.
Не моя вина, ещё не выпита до дна, святая эта флейта, но уходит с выдохом вино пока учусь играть на флейте.
Слышишь как это звучит: па-парам-парам, звуки двоятся в ночи: па-парам-парам. Лишь сквозняк звучит в моём ключе. Чем мне быть на этом свете, чем? Если звуком, то хотя бы звук ветры взвейте.
Холодно, любовь уходит, как сквозь пальцы звук. Хоть ты пойми меня, мой друг, хоть для страданья, хоть для мук, но флейту полную налей мне.
Слышишь как это звучит: па-парам-парам, звуки двоятся в ночи: па-парам-парам. Лишь сквозняк звучит в моём ключе. Чем мне быть на этом свете, чем? Если звуком, то хотя бы звук ветры взвейте.
Ах, быть поэтом ветрено и мило пока ещё не кончились чернила и авторучка ходит на пуантах вслед музыке печали и любви. Я — гроза талантов в аксельбантах, преследую с осмьнадцати годов всех девочек. Ты к этому готов, о, мой собрат, ходящий в музыкантах?