Вторая же часть неожиданно оказалась мастерской живописца.
Я был искренне изумлен.
— Вы пишите картины? — удивленно протянул я.
С плохо скрываемой гордостью Михаил кивнул головой и потом добавил.
— Картину.
— Что? — я оглянулся по сторонам.
— Одну картину, пояснил он, — мне этого вполне достаточно.
Я снова огляделся. На стенах, мольбертах, которых было как минимум три, даже на полу размещались многочисленные рисунки. Некоторые из них были только карандашными набросками, другие же являлись вполне законченными произведениями.
— Простите, Михаил, но я вижу несколько десятков картин! — сказал я.
— О, да! — согласился хозяин. — Но большая часть хлам! Мне нужна только одна! Та которая останется навсегда. Участь остальных — мусорная корзина!
Я стал медленно, как в художественном музее, обходить эту импровизированную экспозицию. В первые же секунды я понял то, что объединяет все эти работы. Везде были женские портреты. Именно портреты. Только голова и плечи как в фотографии на паспорте. Никаких тебе дамочек в красивых нарядах с цветами или сюжетных композиций — только портреты. Женщины были разные. Несколько десятков образов. Молодые и не очень. Блондинки, брюнетки и рыжие с веснушками. Были печальные, весёлые и загадочные как Джоконда. Полненькие с пухлыми щеками и худощавые. Словом, весь возможный спектр.
Каждая была индивидуальностью. Никакой схожести между собой. Как у терракотовых воинов первого китайского императора. И характер, прямо рвущийся наружу с холста.
Мне показалось, что это действительно талантливо.
— Зачем же так жестко? — спросил я автора картин, продолжая рассматривать их. — Я бы оставил всех!
— Прекратите язвить! — раздраженно отозвался Михаил.
— И не думаю! Я абсолютно серьезно! Каждая из них хороша по-своему!
— Вот именно! — воскликнул новоиспеченный художник. — Но мне нужен идеал! Абсолют, который совместит в себе все это!
— О! — протянул я. — В этом вы не одиноки. Насколько я могу судить, исходя их своих скудных познаний в этой области, каждый более-менее значительный живописец или скульптор ставил перед собой такую цель. Взять Микеланджело, например, или… — мне пришлось замолчать, так как я заметил, что Михаил покраснел и стал тяжело дышать от еле сдерживаемой ярости.
Сделав вид, что не заметил, я продолжил говорить непринужденным тоном, понимая, что мой сарказм выводит его из себя, но не сумев сдержаться:
— И кто же ваша фаворитка? И вообще, я бы подумал на вашем месте о женитьбе! Уж слишком однообразный у вас репертуар!
Но я осекся, когда дошел до небольшого карандашного наброска на листе А4. Рисунок был черно-белым и только глаза были раскрашены ярким темно-синим фломастером. Выглядел портрет очень реалистично и был вполне узнаваем.
Это была красивая брюнетка. Идеальный овал лица. Высокая линия бровей. Большие глаза, смотрящие строго и холодно. Маленький рот со слегка пухлыми губами. Длинные прямые черные как смоль волосы, обрамляющие лицо и спадающие на плечи.
Я остановился и замер.
Но в этот момент, хозяин квартиры взорвался яростной тирадой. Это была реакция на мою шутку о женитьбе. В итоге он выгнал меня, почти вытолкав в подъезд.
— Я в вас сильно разочарован! — сказал он мне вслед, уже спокойнее. — Мне казалось, что вы способны понять… Но это не так! Теперь я не нуждаюсь в вас! Впрочем, как и раньше. Уходите и имейте ввиду, что мне безразличны ваши дальнейшие действия!
Спускаясь по лестнице, я подумал, что будет нелегко уговорить Марину посетить фотостудию и сфотографироваться на документы. Однако она обязательно придет туда и встретит Михаила. Или наоборот Михаил встретит ее. Словом, сюжет встанет в заданное русло.
***
— Кто это? — хриплым голосом спросил Михаил Дмитриевич своего коллегу учителя физкультуры и указал пальцем, на выходящую из учительской высокую молоденькую девушку с длинными черными волосами.
— Это? — переспросил жизнерадостный физрук. — Новенькая учительница литературы. Понравилась? — он громко захохотал.
Тот только отмахнулся и, пройдя к шкафу с классными журналами, стал выбирать нужный ему. Громко зазвенел звонок на первый урок. Учителя стремительно покидали свое уютное гнездышко и разлетались по учебным кабинетам. Только Михаил Дмитриевич — учитель физики не мог прийти в себя.