— Лукаш, — губы Корнелии задрожали, — обязательно, чтобы все это было по-настоящему?
— Я тебе уже все объяснил, дорогая. В моем кино должны быть только подлинные эмоции. Только так я добьюсь совершенства.
— Как я должна…реагировать?
— Искренне. Только искренне.
После команды «мотор» Корнелия скинула с себя вельветовый халат и обнаженная подошла к дивану у камина. Стараясь не смотреть на съемочную группу, девушка медленно улеглась на грязную обивку. Прикусив дрожащие губы, она смотрела только в потолок. Прозвучала команда «мотор», и пол гостиной комнаты заскрипел. Корнелия лежала и считала каждый шаг мужчины, который не спеша приближался к ней. Арман зашел в кадр и посмотрел на ожидающую его девушку. Корнелия, преодолевая себя, посмотрела на актера и тут же снова отвела глаза. Он провел рукой по ее бедру, и девушка почувствовала как по коже пробегают мурашки. Она старалась внушить себе, что тому виной холод, но на самом деле знала, что ее тело предательски отзывается на прикосновения чужого сердцу мужчины. А режиссер Лукаш Чермак стоял тенью за спиной оператора и беспристрастно снимал эпизод на свою личную камеру. Сорок минут, за которые была отснята эта чрезмерно реалистичная пастельная сцена, показались Корнелии целой мучительной вечностью…
Жена режиссера сидела в вельветовом халате на полу комнаты. Она не знала сколько времени прошло с конца съемок пастельной сцены и не помнила как оказалась здесь, на втором этаже этого зловещего дома. Комната, посреди которой расположилась Корнелия, была на удивление чистой и аккуратной, словно в ней по-прежнему кто-то систематически убирал грязь и пыль. Но в тот момент девушку это не волновало. Плачущая и дрожащая, она тонула в своих вязких, мрачных мыслях. Дверь, с аккуратно вырезанной надписью «спальня Доры», была тяжелой и крепкой. Девушка приложила немало усилий, чтобы закрыть ее изнутри на задвижку, после того, как убежала от мужа, желающего с ней поговорить. Лукаш Чермак по-прежнему стоял в коридоре за этой дверью и, не переставая стучать в нее, призывал жену перестать капризничать и немедленно открыть. Корнелия, обхватив колени руками, чуть покачивалась на полу и смотрела перед собой. Она не слышала требований мужа и не заметила, как он, выругавшись, ушел, скрипя рассохшимися досками коридора.
В спальне второго этажа приятно пахло орехами. Через какое-то время эта терпкая симфония запаха вывела Корнелию из прострации, и она, сонно заморгав, наконец внимательно огляделась в своем новом укрытии. Оставленная без мебели, спальня напоминала узорную шкатулку, в которой жена режиссера была маленькой, спрятанной куклой. Единственным предметом, возвышающимся на фоне голых стен, было укрытое рваным покрывалом овальное зеркало в полный рост. Девушка медленно поднялась с пола и, чуть размяв затекшие ноги, подошла к этому единственному предмету интерьера. Как только Корнелия протянула руку, чтобы убрать с зеркала покрывало, за дверью раздался голос, заставивший девушку вздрогнуть всем телом.
— Корнелия, это я — Габи. Открой, пожалуйста, дверь.
Рука девушки на мгновение замерла, протянутой к зеркалу, которое манило своей холодной гладью. Поборов чувство странного наваждения, жена режиссера медленно прошла к двери и открыла ее. Не без труда, Габи протиснулась мимо тяжелой двери и порывисто обняла свою подругу. Корнелия снова заплакала, а Габи, не переставая гладить ее рукой по волосам, зашептала с болью в голосе:
— Он изведет тебя, дорогая. Для него нет ничего важнее фильмов, а ради них он готов на любое извращение. Беги от него, пока не поздно. Пожалуйста, послушай меня и беги…
— Лукаш никогда не поднимал на меня руку. Покорность во время съемочного процесса — это то немногое, чем я могу отплатить ему за такое хорошее отношение.
— Ах, моя дорогая Корнелия, насилие далеко не всегда бывает физическим. Это надо понимать…
— Актеры должны преодолевать себя, чтобы профессионально расти. Мой муж это понимает, и я не вправе препятствовать ему помогать мне в развитии.
— Ты же ничего не знаешь, моя дорогая Корнелия. Я должна сказать тебе самое главное. Тогда ты наконец «откроешь глаза». Тогда ты наконец меня услышишь…
Крепкая мужская рука схватила Габи за запястье и выдернула в коридор. Перед блондинкой стоял режиссер Лукаш Чермак и мерил ее гневным и одновременно взволнованным взглядом. Корнелия попыталась встать между мужем и подругой, но режиссер властно выставил руку, призывая ей оставаться на месте.
— Как ты смеешь ставить под сомнение мой авторитет? — на шее Лукаша вздулась вена. — Кто дал тебе право срывать съемки моего фильма своими идиотскими выходками?