Потом мы стояли и голосовали. Совсем недолго. От варианта номер два я сразу отказался. Цыпку можно принять за девчонку только вблизи и когда она говорит, а для человека за рулем — мой младший брат, и все.
Не успели у нас руки устать, как затормозили «трабант».
Густав, на абордаж! Мы в этом омуте всякими там прыжками и спаррингами чересчур долго развлекались. Надо дальше двигать.
Глава VI, или 13 часов 18 минут
— …Чудо какое-то! — говорю я, когда мы трогаемся с места.
— Что вы называете чудом?
— То, что вы взяли нас и что получилось это так быстро. А то мы бы тут целую вечность прождали, дьявол его побери! Стоишь часами и голосуешь, будто богом забытый.
— Вы говорите о чуде, о дьяволе, о боге, — замечает водитель «трабанта» и чему-то радуется, вроде ему анекдотик рассказали и я — как этот Длинный с его тремя волосиками вместо бороды и плакатом. — Все, о чем вы говорите, касается непосредственно меня. Я — пастор.
Пастор?! Это еще что такое? Постой-постой: божественность там всякая, церковь, колокола и все такое прочее…
— А я думал, они давным-давно вымерли.
Цыпка, бросив на меня ядовитый взгляд, опять тарахтит как заведенная: и у них в городе есть, мол, церковь, и заходила она в нее, и чудесный орган там…
Ясное дело, теперь пойдет про всяких там Амадеев и Бахов выдавать. Смех, да и только! Желторотая эта Цыпка кого хочешь заговорить может. И что ни слово, то свое «чудесно» вставляет. Во-во! Она ж только что со святым дедулей про облака и ангелов трепалась. Наверняка эта Тереза в бога верит.
— Каких это ты святых имеешь в виду? Сначала о чудесах, теперь о святых.
— Нас тут один дед эремит подвозил на трехколесном рыдване. Пес у него еще в коляске сидел. Беппо звали.
Пастор не верит. Как всегда, моя инкубаторная Цыпка все лучше знает.
— «Эмерит» он сказал.
— Ну, тогда это не о святом речь. Это профессор, вышедший на пенсию.
Густав, держись! Дедуля-то профессор, оказывается, был! Здоровую ты промашку дал. Неандерталец ты, пещерный человек!
Подумаешь, ничего страшного. Профессор этот уже далеко, да и не собираюсь я ему экзамены сдавать. Я-то настоящим делом буду заниматься. На токаря пойду учиться. Значит, и не увижу его больше никогда.
— И почему же у вас речь зашла об ангелах?
Чем-то этот пастор похож на учителя: вопросики все время задает, и вкрадчиво так, вроде бы исподтишка.
— Мы про то, сколько такой ангел километров в час давать может. И чем заправляется — семьдесят девятым, как вы, или у него другое октанное число?
Пастора этого не так-то легко перфорировать. Он говорит, что ангелов таких нет, какими мы их себе представляем, все это вообще по-другому. Вопрос же мой следует отнести к схоластическим вопросам, а схоластике люди посвящали себя очень давно… Надо словечко это запомнить и после каникул Крамсу выложить при случае.
— Но вы же верите в бога, а это давным-давно вышло из моды, да и наукой опровергнуто, как и все эти ангелы — вы же сами только что говорили.
Цыпка въехала мне острым локтем в бок.
— Чего дерешься-то? — ворчу я. Пусть и мне даст сказать, я же в жизни живого пастора в глаза не видел; надо мне ему выдать по первое число, чтоб было чем перед Крамсом похвастать. — Может, вы правда верите, будто мы все, после того как помрем, снова живыми выползем? Это ж мура.
Цыпка опять мне врезала.
— Мы неверно толкуем взаимосвязь жизни и смерти, видя и в той и в другой лишь биологическое явление. Воскресение означает прийти к тебе, быть с тобою.
— Чего? — переспрашиваю я и чувствую, как я опять смотрю бараном.
— В воскресение верили и другие религиозные учения. Возьмите Аттиса, Озириса или Адониса… Наша проблема — это крест, лишь с крестом человек делается христианином. Воскресение возможно лишь во кресте. А язычники — и ты, должно быть, один из них, мой юный друг, говорю тебе это, не осуждая… — Пастор ведет машину классно и все время чуть улыбается. — Язычники искали его в возвращении света, весны, в силе биоса, в умри и возродись эротики, в народе и его возрождении…
Так допотопный пастор не разговаривает. Это скорей уж подошло бы мудрому Че или даже Крамсу. Теперь этого пастора не удержишь, даже резкое торможение неспособно вывести его из себя. Какой-то портач из правого ряда перед самым нашим носом делает левый поворот.
— Болван проклятый! — испуганно ругаюсь я.
— Нехорошо так. Да и не помогает, — тихо замечает пастор.