Украинская девушка Лена была весьма признательна мне за услуги эскорта: я, в течение дня сопровождая её по Гаванским улочкам, в глазах кубинцев выглядел как минимумом супругом, а она – не одинокой, а посему – нерасположенной к уличным знакомствам. Отношение к частной собственности, в том числе и к мучачам, у кубинцев особенное; видя мучачу в сопровождении кавалера, посвистывания и улюлюканья в адрес красивой блондинки поутихли. Впервые она гуляла по Гаване, не боясь быть ухваченной за прекрасные части тела, и не слыша привычных позывов «пссс…», «пссс…», которыми кубинцы обычно подзывают к себе любые движущиеся объекты: от куриц до мучач.
Лишь единожды за весь день, уличный продавец леденцов, подмигнув, спросил у меня:
– Немка?
– Украинка, – ответила Лена.
– Красивая мучача, – похвалил он не то меня, не то её – и удалился.
Объясняя киевлянкам сущность кубинского устройства и обучая их способам экономии денег на этом полном несуразностей острове, весь день я гулял и катался на их машине по шумной Гаване, а к вечеру был доставлен на железнодорожный вокзал.
Глава 18. Пинар-дель-Рио
Поезд, как всегда, задерживался. Наконец, на одном из путей появился старый ржавый паровоз, который начали штурмовать уставшие от ожидания пассажиры. Места хватило, конечно, всем, однако поспать не получалось: непонятно зачем оборудованные специальной системой «антибомж» лавки поезда не позволяли вытянуться во весь рост. Картинный образ электрички, как и любого транспорта в этой стране, дополняли выбитые стекла в окнах, создающие жуткий холод внутри вагона, а также отсутствующее освещение. Бегающие по вагону оборванные кубинцы, отсутствие людей в формах категории «проводник», ночная луна за окном и бесконечно тянущееся время за счет того, что ближнемагистральная собака плелась целых шесть часов вместо положенных четырёх, создавали впечатление, что мы медленно катимся в ад. За спиной у меня была яркая и живая Гавана, впереди – беспросветная тьма, шелестящий по вагону мусор и крайне смутные сроки прибытия на конечную станцию.
Наконец, начало светать, и наш доисторический железный монстр приплелся на вокзал Пинар-дель-Рио. Конечной целью моего последнего путешествия по острову являлась сказочная долина Виньялес, куда я и отправился на очередном катафалке сороковых годов выпуска.
Катафалк кружил по взгорьям и серпантинам, холод становился еще более сильным, несмотря на ярко светящее солнце, и в долину я прибыл, напялив на себя всю имеющуюся одежду.
Сия долина имеет вид крайне восхитительный, описать который неподвластно даже искусным работникам пера. Размеренная жизнь обитателей долины гармонично вписывается в окружающие пейзажи и нарушается лишь туристами, приезжающими сюда в немалых количествах. Многие туристы снимают домики в этом чудесном месте, наблюдая за неспешным ходом событий: над огромными валунами встает кубинское солнце, толстые тётки-негритянки взращивают паршивенький табак, жилистые загорелые крестьяне собирают его в кучи, а погонщики волов везут собранный урожай на фабрику или к себе домой, изготавливать сигары кустарным способом. Но даже здесь, где время почти остановилось, где поросята греются на солнце посреди улицы, лошади не боятся людей, а дети играют в бейсбол чуть медленней, чем в других провинциях, даже тут встречается политическая пропаганда: самодельные таблички «Viva Fidel» соседствуют с сушащимся на солнце бельем и играющими детьми.
Возрастающая туристичность места, казалось, не сильно напрягает местных жителей: солидные денежные потоки помогают выжить крестьянам в этом предгорном регионе, – однако, напрягла меня, и я постарался побыстрее сбежать от центра городка подальше в горы. В горах мне встретился эстонский фотограф Имре, у которого как раз случился день рожденья и он звал меня отмечать этот праздник обратно в городок: там у Имре была снята комната. Но опять глупейшие кубинские законы вкупе с боязливостью хозяйки сдаваемой комнаты не позволили мне остаться на ночь в гостях: хозяйка не хотела вписывать меня, ни на легальных, ни на нелегальных основаниях, несмотря даже на то что у Имре пустовала отдельная кровать.
Мотивировалось это тем, что она уже вписала эстонца в свой домовый журнал с синеньким якорем и в полиции зарегистрировала лишь одного его, и меня вписать туда уже нельзя.
Пришлось прощаться с Имре: в ночь нужно было возвращаться в Гавану.