В начале его зрение, ещё непривыкшее к мраку, благодаря пробившемуся сюда через дверь свету охватывает перед собой большую гору пустых бутылок из-под водки, дальше ещё две непонятные кучки.
Его глаза постепенно привыкают к темноте и уже раньше неразличимые насыпи обретают ясные очертания. Там громоздились сотни, если не тысячи пустых флаконов из-под дешёвых одеколонов и скопище костей...костей животных. Чьих точно он не понимал, пока не увидел черепа... они когда-то принадлежали собакам и лишь один самый большой – корове.
Эта картина ему была противна, но, к его удивлению, страх перед темнотой отступил, освободил его из своих объятий, уступил подползающему интересу: «Откуда тут кости и почему они здесь хранятся? Что произошло с этими животными?»
И тут он осознаёт, что из угла кто-то пристально смотрит на него. Поначалу он не заметил эти две горящие янтарно-жёлтые точки, перерезанные пополам вертикальной угольной полоской.
Чьи это зловещие глаза, наблюдают за ним, не моргая?
Кто там притаился в углу? И что оно там делает? Это точно не человек. У людей не бывают таких глаз. И кому взбредёт в голову сидеть в сарае?
Когда их взгляды встретились ещё раз, у Мишеньки сердце забилось, как отбойный молоток, тело охватила нервная дрожь; страх переполнял его, будто бы и не уходил на время, давая ему слегка расслабиться. На этот раз он мальчишку «не кусал», а «грыз».
Ему надо бежать из этого страшного места, но он, словно завороженный, продолжает стоять и смотреть в эти лютые нечеловеческие глаза.
Сейчас ему бы крикнуть во всю мощь, на которую он способен, и уносить ноги, а Мишенька молча стоит, и не отводит взгляда от гипнотизирующих хладнокровных глаз.
И вдруг янтарно-сырного цвета точки мигнули (глаза Мишеньки расширились, рот приоткрылся), потом снова. Они стали приближаться, но почему-то шагов слышно не было, хотя там валялись множество флаконов и костей, и лишь слышался какой-то странный звук, напоминающий скребущуюся мышь, сообщал о том, что: что-то подкрадывается.
Надо бежать, а он...
И вот слегка показалось очертание головы, она была...
...крысиная и невероятно огромных размеров. Но как же глаза, у крыс таких не бывает, а у этой особенные, да и она сама – другая, будто бы пришла из ночных кошмаров.
Существо медленно стало приоткрывать свою пасть, при этом шипя и показывая острые пожелтевшие зубы.
Почему он медлит?...
Мишенька понимает: происходящее закончится недобрым концом, если он не сдвинется с места, но проклятый, занозой вошедший в него страх, словно десятки чьих-то рук, удерживает и не даёт пошевельнуться.
Оно изогнулось, как делают испуганные собакой кошки и, приготовилось к прыжку, чтобы зубами впиться в нежную детскую шею.
Вдруг заполнил темноту сарая и стремительно выскочил наружу дикий крик Мишеньки, от которого, наверно, вздрогнул сам страх, ослабивший сдержанность мальчишки на миг и, возможно, поэтому у Мишеньки получилось рвануться к выходу; при этом он не переставал орать, как резаный.
Он выбегает и слышит стук: наверно, здоровенная крыса, неудачно прыгнув, с опозданием впечаталась мордой в стену.
Мишенька уносит ноги от ветхого сарая, таившего в себе такую опасность, орёт. Но почему он не направляется к синей двери, где его ждёт спасение, а бежит к другой, за которой живёт Она? Из-за которой он сюда и пришёл, чтобы увидеть её, не видевший ещё ни разу старую женщину, о которой ему рассказывали старшие ребята (и он хотел убедиться в достоверности их описаний). Разве она такая безобразная и страшная, что ею можно пугать маленьких детей? Даже его родители перед сном ему напоминали, если он не заснёт (а он всегда быстро уходил в мир Морфея лишь бы, не сбылись слова мамы и папы), то она обязательно к нему явится и заберёт с собой, и тогда...
Он быстро взбегает по ступеням и начинает тарабанить в дверь, обитую дерматином, не прекращая буйно кричать что-то нечленораздельное, напоминающее: «Мама! Мама!! Мама, помоги, спаси!!! Пожалуйста».
Сзади него раздался девочкин голосок:
– Мишенька, кто тебя напугал?
Он прекращает бить кулачками в дверь, медленно оборачивается и видит такое...
Это приводит к обмороку, и только в карете скорой помощи он приходит в себя, с неистовым криком, после чего Мишенька надолго теряет дар речи, и впоследствии об этом ужасном дне он никому никогда не рассказывает, храня его в самой глубине своей памяти.
Птицам танец надоел, и они всей стаей полетели в его сторону. Когда они подлетали к нему, Михаил узнал в них ворон. Они, пролетая над ним, громко закаркали. Он, провожая их взглядом, стал оборачиваться.
И тут...
То, что Михаил увидел перед собой, испугало его настолько сильно, что он вздрогнул и, потеряв равновесие, упал на дорогу. Глаза его расширились до размеров циферблата стандартных механических наручных часов, зрачки расплылись до максимума, как будто не веря представшей на секунду картине. От шока его лицо стало уродливым, и это впечатление усиливал раскрытый рот, продемонстрировавший отсутствие двух нижних коренных зубов и продвижение запущенного кариеса на других.
На миг перед ним предстала, на расстоянии вытянутой руки, старуха в чёрном длинном платье и платке, повязанном на шее. Её слегка поседевшие волосы свисали со лба до груди двумя ленточками. Вытянутое лицо, изборождённое сеткой морщин, было страшным. Но особенно страшным оказалось то, что вместо нормального носа у неё эта часть лица поросла микрократерообразной поверхностью. Один только вид этого вызывал приступ тошноты. А какие глаза... Их не было. Точнее, там, где они должны быть, присутствовала бездонная затягивающая в себя темнота.
Эта старуха чем-то походила на ту, из его детства.
«Невероятно... Господи, спаси и сохрани. Что же произошло?» – понеслись мысли в голове у Михаила.
Он вскочил с земли и хотел было бежать отсюда из места, где творилось неладное, но замер (если бы сейчас он стоял и позировал в полуобнажённом виде перед скульптором, то получилась бы красиво выраженная до тонкостей работа); впереди него предстала и зазывала посланница из другого измерения.
Она, маня его за собой, неторопливо побрела к кустам, растущим у лесопосадки.
«Что она от меня хочет? – спрашивал он. – Зачем попалась на моём пути?»
Его испуг, сравнимый теперь с необъятным океаном, в котором он боролся с водой, чтобы не утонуть, стабильно, накрывал волнами, и интерес, в виде сиреневого парусника, проплывающий рядом с ним, был не надеждой на спасение, а лишь тем намерением, благодаря которому можно узнать причину появления и тайные желания этой паранормальной особы в чёрном одеянии.
Он последовал за ней, гадая, куда она его выведет.
Кошмарное видение, оказавшись на тропинке, уходящей в заросли, будто бы спрятавшиеся за ветвями кустов, всё манило за собой.
Михаил с опаской приближался к тому месту, где она стояла. Он сделал ещё два шага, но посланницы из другого измерения там уже не было, и он остановился в неуверенности, думая, стоит ли продолжать идти или всё же ради интереса дерзнуть-таки и изведать, что стрясётся дальше.
Не пойти за ней, плюнуть на неё и пойти, куда направлялся, не испытывая судьбу в который уже раз, тем самым, возможно, избежав неприятных последствий – он и так настрадался, натерпелся. Но не получится ли так, что, не последовав за странным видением, оно не отстанет от него, и старуха будет появляться вновь и вновь, неизменно маня за собой, добиваясь своего. Или, не разгневает ли он старушку, которой надоест звать, и та, в свою очередь, поняв, что мирным путём не достичь намерения, не прибегнет ли к решительным действиям и начнёт наказывать его за неповиновение. Также нельзя сбрасывать со счетов и то, что он, пойдя своей дорогой, больше её не увидит. Ему хотелось бы в это верить, но шестое чувство подсказывало совсем другое.