Медленно и как бы нехотя вышла она в просвет между автоматами, зябко натягивая пальцами рукава явно великоватой ей джинсовой куртки на обледеневшие от страха ладони.
– Чего тебе, Ллойд? – задиристо крикнула Клэм стоящему поодаль мужчине, очень стараясь, чтобы легкая дрожь в голосе не выдала ее состояние с головой. Плечом она упиралась в один из автоматов, будто искала у него защиты. Совсем как в детстве, когда сбегала из дома на соседнюю улицу и пряталась за черным, украшенным крупными кофейными зернами коробком от выпившего отца.
– Да брось, Клэмси-джэмси! – широко оскалился тот самый Ллойд, небрежно собирая пальцами со шлицы своего пиджака несуществующие пылинки. Внешне он настолько не походил на того, кто гоняется поздними вечерами за хрупкими девушками по подворотням, что вообразить подобное, не узнав его как следует, было бы попросту невозможно. Однако все же они стояли здесь, на безлюдной автобусной остановке: расплывшийся в клыкастой улыбке Ллойд с руками в карманах безупречно отутюженных брюк, закрывавший своей спиной мерцающий Лаго-Саградос, и невысокая худенькая Клэм, со стороны слегка походившая в своих большеразмерных грубых вещах на угловатого мальчика подростка.
«Щеголь паршивый», – подумала девушка, вложив в эту мысль столько злости, сколько смогла, с деланым презрением рассматривая на серебристо-сером костюме Ллойда в виндзорскую клетку блестящие черные пуговицы.
Сам Ллойд являлся довольно высоким, атлетически сложенным, белым мужчиной среднего возраста. И то, с какой тщательностью были подобраны все аксессуары в его элегантном образе, начиная с наручных титановых часов, стоимость которых равнялась сумме трех ежемесячных окладов рядового офисного сотрудника, и заканчивая очками с линзами в виде крупных гексаграмм, оправленных в чистое золото, выдавало в нем человека привыкшего не только жить на широкую ногу, но и проводить за изучением последних модных трендов все свои выходные. Обладатель очень светлых, не то седых, не то просто белесых волос, заостренного лица, тонких черт и прозрачно-голубых глаз чуть навыкате – его, пожалуй, можно было б назвать красивым, если бы не поразительная бесцветность, делающая Ллойда похожим на гигантскую бледную моль. Создавалось впечатление, словно с его лица через соломинку выпили все краски, отчего оно казалось странно выцветшим, а еще каким-то неприятно тревожащим, хищным, особенно когда он улыбался.
– Зачем убегала, сахарная? – миролюбиво улыбнулся девушке Ллойд. Но Клэм скорее откусила бы себе ступню, нежели поверила в его слащавое дружелюбие.
– А вы зачем догоняли? – бросила она, упрямо вскидывая подбородок.
– Где жетон, Клэмси-джэмси? – уже куда с большей прохладцей поинтересовался ее давний знакомый, переходя на суховатый деловой тон.
– Какой еще жетон? – сваляла дурака Клэм, хотя прекрасно понимала, о чем идет речь.
– Ты знаешь, дорогуша. Не на-а-адо говорить мне, что у тебя таковых тьма тьмущая, – с улыбкой опередил ее реплику Ллойд, поднимая ладонь на манер знака «стоп». Его очки случайным образом поймали свет стоявшего слева от девушки фонаря, когда мужчина привычно наклонил голову, и яростно забликовали, будто пара горящих прожекторов. Клэм непроизвольно сощурилась.
– Примерно через минуту здесь будет Бьёрн, – Ллойд демонстративно взглянул на часы. – А ты знаешь, он человек не особо сговорчивый, в некоторой степени склонный к агрессии и насилию…
Девушка невольно вся сжалась, чувствуя, как по спине заскользил вязкий текучий холодок. Вне всяких сомнений она понимала, что хуже, чем Ллойд монстра ни в каком долбаном Аду не сыщешь, и что, конечно же, все, что когда-либо мог и еще может сотворить Бьёрн, он творил и будет творить исключительно с отмашки этого гребаного гибрида Карла Лагерфельда1 с Джозефом Джамейлом2. Однако все же первобытная жестокость Бьёрна, смешанная с ледяным хладнокровием, пугала ее куда сильнее трикстерной многоликости Ллойда, и Клэм ничего не могла с этим поделать. Слишком уж сильно напоминала эта ядерная смесь ее ненавистного, то бешеного, то полностью игнорировавшего существование дочери папашу.