– Нельзя больше оставаться в Лаго-Саградос, – тихонько пробормотала себе под нос Клэм. Теперь она однозначно уверилась – Ллойд и Бьёрн ей житья в этом городе не дадут, доподлинно зная, где именно она живет и чем промышляет. Делиться с ними дальше ценной информацией о жетонах Клэм больше не собиралась, теперь она была славно научена горьким опытом и понимала так ясно, как никогда – нужно держаться от этой парочки так далеко, как только вообще получится.
Девушка опасливо высунулась из-за автомата, словно пугливый зверек из норки, и, убедившись, что остановка, как и ведущая к ней проезжая часть совершенно пусты, торопливо направилась обратно в неоновые объятья ночного города.
Наступило время вновь возвращаться к истокам…
Он медленно шел вдоль автострады, которая в столь адскую жару, пыльным маревом обнимавшую однообразные кирпично-каменистые окрестности, казалась попросту бесконечной. Солнце пекло нещадно, и отсутствие даже малейшего ветерка проступало у Энтони над губой солоноватой испариной, которую он время от времени машинально слизывал кончиком языка. Все силы уходили на то, чтобы продолжать двигаться вперед, поэтому его разум меланхолично совершал холостые обороты в образовавшейся пустоте.
Сколько он уже вот так идет? Далеко ли еще? А если и далеко, то до чего именно – куда конкретно он пытается добрести?
Бурлящая в теле кровь, усталость, осевшая в конечностях свинцовой тяжестью, и плавящаяся от зноя кожа, будто достигнув пика своего отвратительного положения, вспенили, вскипятили в горячей (что по жизни, а сейчас – попросту от критичной температуры) голове Энтони Драйвера остатки его обрывочных мыслей.
Остатки эти сложились в одно единственное слово: «Вода». А затем, немного погодя, еще в одно: «Люди».
Да… Очень неплохо было бы встретить, наконец, среди подсохших кактусов чолла, таких же похожих друг на друга, как красноватые монументальные сланцы, то тут, то там пронзавшие светло-синюю вышину, хоть кого-нибудь, кто мог бы вывезти его из этой проклятой пустыни. И поделиться стаканчиком Эвиан4…
Стоило Тони подумать об этом, как о последнем чего он когда-либо готов бы был пожелать, как немного левее – прямо за дорожным витком, блеснула раскаленным металлом заметная даже с такого огромного расстояния дорожная вывеска.
«Добрался!» – мысленно восторжествовал Тони, хотя куда именно он добрался и зачем, он не имел ни малейшего представления. Однако вспыхнувшая подобно искре, упавшей в бензиновую лужу, надежда почти сразу привела его в чувства, принявшись расти и шириться, даруя организму новый прилив бодрости, а мозгу – интеллектуальных сил, способных распутать дичайшую мешанину из мыслей и воспоминаний. Последние на протяжении всего пути пребывали в настолько хаотичном состоянии, что не было даже возможности просто осознать, кто он такой и как вообще очутился в этой… Долине Монументов?
Драйвер озадаченно покрутил головой, уже куда живее вышагивая по разогретому солнцем, и оттого характерно пахнущему албаниту. И правда, местность выглядела точь в точь, как местность Долины Монументов. Пусть до этого Энтони видел ее разве что на фотообоях для Айфон. Парень попытался вспомнить, в каком же штате эта долина вообще расположена, но не смог. Даже лоб потер, подтверждая этим жестом колоссальное умственное усилие. Однако полировка лба все равно не помогла ему справиться с пробелами в знаниях школьного курса географии, которую он прогуливал на протяжении всей средней школы.
– Пусть будет Колорадо… – недовольно пробормотал Тони, чувствуя легкую досаду от того, что ответ этот, наверняка, неверный. – В Колорадо же хватает всякого рода пустошей, верно?
Парень обернулся кругом, двинувшись по обочине задом наперед, и смеривая придирчивым взглядом траекторию уже пройденного им пути. Чувствовал он себя при этом так, будто провалил экзаменационный тест, невольно вспомнив, как уверял свою приемную семью, что будет учить расположение штатов и достопримечательностей согласно расписанию гастролей, а все недовольство и выговоры от преподавателей они могут оставить при себе. Лизи (его сводная сестра) при этом всегда насмешливо уточняла: «Таксист и так довезет?», а Энтони показывал ей украдкой красноречивый жест, который вполне мог стать последним исполненным им жестом при жизни, если б его довелось заметить мистеру Батлеру. Тот приходился Лизи родным отцом и по совместительству опекуном самому Тони, и уж он бы, как пить дать, оторвал Драйверу обе руки вместе с суставами, поскольку в доме Батлеров запрещено было даже закатывать глаза, раздраженно цокать языком и произносить любые ругательства, включая безобидное: «Черт возьми!».