— Только не ори! — предупредил он меня, напоминая, что уже глубокая ночь.
Я представил себе, как от дикого первобытного крика просыпается всё наше крыло вплоть до пятого этажа, и решил, что, пожалуй, действительно, орать не стоит. Тем более тогда все сразу узнают о моей затее, и никакого сюрприза не будет.
В ответ я только моргнул глазами, что одновременно давало знак к началу представления. Единственный зритель Рябушко откинул журналы в ожидании кровавого зрелища.
И началось…
Во-первых: ко мне в ноздрю залез индусский палец, что вызвало во мне нечто наподобие шока. Я как-то и не подумал, что без этого не обойтись. И теперь мне не оставалось ничего другого, как утешать себя мыслью, что до этого Сони в туалет не ходил.
Во-вторых: когда игла коснулась моего носа, я приготовился к дикой боли, однако, ничего ужасного я не почувствовал. Конечно, было страсть как неприятно, но всё же терпимо.
Буквально через десять секунд Сони заявил, что всё уже готово. В смысле, дырка была проколота. Сказать, что я удивился столь лёгкому исходу, значит, ничего не сказать.
— Так быстро? — вырвалось у меня.
— Ага, давай кольца.
Я отдал Сони одно кольцо и подумал, что все трудности уже позади. Не тут-то было! Самое ужасное как раз только начиналось. Сони предупредил, что при прокалывании в первый раз лучше использовать так называемые «гвоздики», а не колечки. Колечки, как известно, не прямые, что затрудняло их просовывание в только что проколотую дырку. Следует также учесть и большую толщину нетрадиционного места прокалывания.
Всё, что я испытал за последующие моменты, не поддаётся ни одному описанию.
Говорят, что роженицы испытывают при родах страшные мучения, а после утверждают, что ни один мужик этого не вынесет — до того жутко.
Не знаю, не знаю, мне, конечно, в жизни этого испытать не суждено, поэтому сравнить не могу, но те ощущения, когда уже в десятый раз какой-то железячкой ковыряются по твоему живому мясу в свежей окровавленной ране, мне не забыть никогда.
Орать мне было настрого запрещено, хотя даже если бы я захотел, ничего бы у меня не вышло — в горле как будто всё пересохло. Свои ощущения я мог передавать только глазами, которые в этот момент готовы были вылезти из орбит.
Сони заметно нервничал, потому что проклятое кольцо ни в какую не хотело вставляться. То и дело капала кровь, которую Сони лихорадочно вытирал через каждые тридцать секунд. На мою несчастную ноздрю можно было уже положить. Уже несколько минут у меня создавалось ощущение, что индусский палец её вот-вот разорвет. А Сони упорно продолжал всякими извращёнными методами всунуть кольцо в мой уже опухший нос — то с этой стороны, то с этой. Однако, ни черта у него не получалось.
Кошмарная боль требовала в себе выхода. Лицо покрылось испариной, а из глаз, помимо всякой моей воли, начали выступать слезы. Не зная, когда кончиться это мучение, мне оставалось только крепко стиснуть зубы и обеими руками насмерть впиться в ни в чём не повинный стул.
Перед Рябушко разыгрывалась кровавая сцена из настоящего фильма ужасов. Живьем! Похоже, такого он никогда ещё не видел, потому что смотрел на нас с нескрываемым восторгом.
И тут, уже отчаявшийся, Сони совершил нечеловеческий рывок, послышался странный звук, в башке моментально поплыли звёздочки, и мне показалось, что то, что у меня когда-то росло на лице и называлось носом, мне начисто оторвали.
Сблизив глаза в одну точку, как у рабыни Изауры, я убедился, что нос, слава Богу, на месте, а на нём болтается что-то круглое.
Сони сиял как рождественская ёлка.
— Всё, Рижий, получьилось! Получьилось! Получьилось! Теперь осталось только закрепить концы.
— Что? Это ещё не всё? — ужаснулся я.
— Да это плевое дело!
Сони радостно приступил к завершению своей операции. Действительно, через несколько секунд всё уже было готово.
— Ну, как? — спросил Сони.
— А я откуда знаю как, — ответил я, вытирая глаза и пытаясь одновременно прислушаться к своим новым ощущениям.
На месте носа, а точнее в правой его половине что-то горело, и, вообще, я не мог избавиться от ощущения чего-то чужого.
В зеркало я пока смотреться не стал, пытаясь хоть немного прийти в себя. Рябушко бормотал что-то невразумительное, одобряюще улыбался, одновременно при этом саркастически ухмыляясь.
— И что теперь? — продолжал Сони. — Сейчас будем бровь прокалывать или ты больше не выдержишь?
Я посмотрел на часы и удивился — уже прошло без малого минут сорок, как я здесь сижу.