Паша стремительно захлопнул дверь.
Ларису я вспомнил здесь очень даже кстати. Питерская жизнь на всех нас повлияла по-разному, а на нашу умную девочку особенно.
Лариса ударилась в религию! В принципе, я лично не вижу ничего плохого в том, что человек во что-то верит, в кого-то верит, и считаю это даже прекрасным качеством. Но всё дело в том, как верить. И здесь Лариса явно переборщила. Началось это у неё как-то внезапно, и, влившись в религию с руками, ногами и прочими частями тела, она вдруг резко преобразилась. Она вступила в какую-то секту во время одних из каникул в Астрахани (а по мне, так это самое подозрительное, в смысле «секта») и теперь уходила с головой в свои «возвышенные» проблемы и делала это с таким усердием, как будто специально хотела показать всем, как она изменилась. Ещё вчера хлеставшая с нами пиво, сегодня она выносила на порицание сие сквернодействие и доказывала нам, что «… так мы никогда не попадем в рай…».
Ну, ладно бы ещё она со своим фанатизмом оставалась сама при себе. Так нет же, медленно и осторожно она подбирала себе жертв и уверенно склоняла их вступить в её секту, дабы «…познать истинное назначение своего бытия…». Преданный и верный ей Владик стал одной из первых её жертв. Прямо удивительно, как это он не сломался. Лариса подходила с «добрыми» намерениями ко многим, в том числе и ко мне, но после того, как я чуть не рассмеялся ей в лицо и с ухмылкой выбежал из её комнаты, она меня больше не трогала. Ну, почти не трогала.
Однажды, зайдя к ней в гости, я услышал звук, напоминающий тихо приглушенное радио. На столе лежал плейер, включённый на всю громкость, и из его наушников плохо, но всё же слышно доносилась чья-то речь. Казалось, бубнил какой-то мужик.
— Что это у тебя такое? — спросил я, указывая на плейер.
— А это я специальную кассету купила в городе с проповедями, — похвасталась мне Лариса.
— А что, такие бывают? — во мне говорило только любопытство, но Лариса поняла это по-своему и вцепилась в меня мертвой хваткой.
— Хочешь, ДАМ ПОСЛУШАТЬ? — громовым голосом сказала она мне.
— Мне? — я даже как-то растерялся и не мог сообразить сразу, что мне делать дальше.
— Ага! Тебе! Возьми, возьми, очень интересно. Ты только поставь её в магнитофон, включи и слушай, а сам можешь в это время делать что хочешь! Это очень удобно! Возьми! Не пожалеешь!
Я молчал.
— ВОЗЬМИ! — с каким-то особым ударением добавила Лариса.
Наконец, я очнулся.
— А дрочить под проповеди можно? — спросил я первое, что пришло мне в голову. И пока Лариса не пришла в себя от моего неожиданного вопроса, быстро добавил:
— Ой, знаешь, совсем забыл — у меня ведь там пельмени варятся, как-нибудь потом поговорим.
И оставив очень умную девочку размышлять над тем, какая связь между проповедью и пельменями, я умчался прочь из её обители…
А так Лариса меня больше не трогала. Да и, вообще, смешно подумать: я в секте!!! Да меня только от одной мысли, что я заржу как всегда в самый неподходящий момент какой-нибудь церемонии, прорывало на хи-хи.
— Да, ну, и люди тут у нас живут, — думал я, шагая к себе по коридору и уже не обращая внимания на повернутые вслед за мной головы непальцев, которые с умилением смотрели мне вслед. — У одного эпилептические припадки чуть ли не каждый день случаются, у другого вечная проблема: куда девать свои сопливые платочки, и нужно ли их, вообще, стирать или сразу выкидывать, у третьей бзик на религиозной почве… а вот сидит на карачках до смерти надоевший мне Шашин, который ждёт, чтобы ему подробно разъяснили, как надо сморкаться. С Владиком что ли его поближе познакомить…
— Пошли обедать, — позвал меня за собой Рудик.
— А ты всё надеешься, что на этот раз будет больше народу? — подозрительно спросил я.
— Что ты, что ты, — притворившись невинной овечкой, ответил Рудик, — просто обедать уже пора.
— Ну, ладно, пошли.
В этот раз надежды Рудика оправдались. Столовая прямо-таки ходила ходуном от целого полчища профилакторцев. Уже более уверенной походкой, чем вчера, я подошёл к стойке. На этот раз на раздаче была моя любимая буфетчица Шарла.
— Эх ты! — выдохнула она на одном дыхании, увидев меня.
Тут за чем-то в этот момент к ней подбежала другая — самая их главная и, обернувшись на меня, заголосила на всю столовую:
— Батюшки! Миленький, да кто же тебя так окольцевал?
В этот момент Рудика абсолютно не интересовало то, что дают сегодня на обед. Стоя к стойке задом, он с наслаждением упивался реакцией обедающих. Те, кто видели меня сегодня впервые, были просто поражены, хотя и остальные (вчерашние) смотрели на меня с не меньшим интересом. И, вообще, создавалось такое впечатление, что они специально сидели тут и ждали моего прихода (этим, наверное, объяснялось огромное количество людей с уже пустыми тарелками, которые не спешили уходить).