— Чё, правда? — обрадовался в свою очередь Шашин. — Я всё правильно угадал? Ну, класс! А то я всё мучаюсь! Вот, сразу легче стало. Ну, я пойду.
— Бред какой-то, — подумал я, глядя вслед ему, — неужели теперь всё? Да, пожалуй.
И уже не крадучись, я пошёл в свою 215-ую.
— Так ты идёшь сегодня в филармонию? — спросил меня Рудик.
— Нет, я уже решил это однозначно, — ответил я.
— И что же, я теперь один там буду стоять? А что скажет Прасковья?
— Подойдёшь к ней и скажешь, что я увольняюсь по собственному желанию. И не важно, что она обо мне подумает. А тебя, точнее к тебе поставит кого-нибудь ещё. Там наверху в одном гардеробе почти никто не раздевается, а там целых три гардеробщика, сам знаешь. Так что замену мне найдут быстро, один не останешься!
С этого дня по вечерам я оставался в комнате один. Владик и Рудик уходили на работу, а я вставлял в магнитофон кассету с Мадонной и наслаждался одиночеством…
На следующий день, когда все после выходных пошли в «школу», я остался дома. Теперь я уже твёрдо решил, что с кольцами ни одному преподу на глаза не покажусь. Мало ли, что может случиться с всякими там старичками типа Бронникова по проектированию. А мне ему ещё курсовик сдавать…
Сегодня утром на вахте я нашёл телеграмму на своё имя. Проходя мимо испуганной вахтерши, которая сразу же заперлась изнутри при виде меня, я прочитал послание. В нём говорилось, что мои родители решили порадовать своего сыночка и посылали ему (то есть мне) посылку с поездом. Поезд должен был прийти сегодня, и пока у меня до него было время, я, не спеша, позавтракал в столовой под всё те же испепеляющие взгляды голодных студентов, вернулся в 215-ую и подошёл к зеркалу.
Нелегко было начать задуманное после той ночи мучений у Сони, но другого выхода я не видел. И всё же, решив пощадить нелёгкий труд Сони и мои личные переживания, я решил выполнить только половину задуманного.
Поглядев в последний раз на свой новый и (что уж там) ошеломляющий образ, я решительно взялся за бровь и снял с неё кольцо.
— Да, — подумал я про себя, — тридцать минут мне это кольцо вставляли, да ещё как, а снял я его за три секунды.
Назад возврата уже не было. Учитывая специфическое место прокалывания, вставить кольцо обратно не представлялось никакой возможности. Да и сейчас, глядя на кровоточащую ранку, которая ещё не совсем успела зажить, мне этого, честно говоря, и не хотелось.
Однако, кольцо в носу я решил оставить. Скорее всего, думал я, для брови кольцо и в самом деле было слишком большим, но для носа, может быть, сойдёт.
Но, так или иначе, я считал, что в таком виде выгляжу куда более пристойно, и народ будет реагировать на меня не так сильно. Не правда ли, глупо?
Впервые свою глупость я понял в метро, когда ехал на Московский вокзал. Делая вид, что читают газету, люди искоса, рискуя напрочь окосеть, наблюдали за мной всю дорогу и опять около меня никто не рискнул встать.
На вокзале на меня подозрительно смотрели менты и ходили за мной по пятам, когда я рассматривал здешние ларьки, боясь, кабы я чего не спёр.
Впрочем, подозрительность у питерских блюстителей порядка я вызывал уже не первый раз.
Однажды, тоже на Московском вокзале, приехав, как и сейчас, встречать астраханский поезд, меня при выходе из метро остановили трое ОМОНовцев. Вот уж не знаю, что такого подозрительного в моей внешности было тогда. Вроде бы лицо моё не такое уж и страшное: прыщей и оскалов не наблюдается, так что… А в то время (да и сейчас тоже) останавливали почти всех лиц кавказской национальности и типов с бандитскими рожами. Ни к тем, ни к другим я вроде бы не относился.
Ну, окружили они меня, а один таким голосом, каким в церквях батюшки службы читают, монотонно говорит:
— Ваши документики.
Не знаю почему, но когда говорят «документики», я всегда представляю себе только паспорт. Естественно паспорт я с собой не носил, поэтому ответил:
— Нет у меня с собой никаких документов.
— Так… сколько лет?
Я знал, что выгляжу моложе своих лет, поэтому запросто мог что-нибудь соврать. Помню даже один случай, когда нам с Рудиком в Петродворце хотели протянуть два детских билета, на что я, оскорблённый в лучших чувствах, гордо заявил, что мы — студенты! А после укорял себя, что не взял такие дешёвые билеты…
— Двадцать, а что? — ответил я ОМОНовцу.
— Так… а почему же тогда документиков с собой не носите.
— Не считаю необходимым.
— Это как же так? — удивился ОМОНовец. — Документики должны быть обязательно! Ладно, — он решил сменить тему и снова по-заученному затянул: