На соседней кровати заворочался Владик, а чуть позже скрипы пружин торжественно объявили о том, что и Рудик уже не спит.
В 215-ой не спал никто. Очевидно, всех нас троих пронзила одна и та же мысль: что будет, если Марат наблюет прямо нам под дверь. Но случилось нечто другое.
Мартын, действительно, остановился около нашей двери, подозрительно смолк и, судя по всему, призадумался.
— Вот сейчас, — думал я, — выбирает, падла, место, куда бы поживописней наблевать.
Но ничего этого не произошло, зато произошло следующее: к нам в дверь постучали.
Мартын стучал своим копытом так, что дверь ходила ходуном.
— Эй, открывайте, — ревел он, — я знаю, что вы не спите!
— Это же откуда такая уверенность? — в сердцах подумал я. — Как никак уже четыре утра!
— Рыжий, открывай! — бесновались за дверью.
— Ну, вот, уже перешёл конкретно на личность, — испугался я. — Почему я?
Владик с Рудиком сразу притихли и делали вид, будто крепко спят, и ничего их не колышет.
Дверь продолжала разрываться. Дальше терпеть было невозможно.
— Видимо, придётся открывать мне, — подумал я, смотря, как Владик изображает храп.
Пока я одевался, стуки прекратились, но меня уже разобрало любопытство. Я открыл, наконец-то, еле живую дверь, но за ней никого не оказалось.
— Мистификация! — пронеслось у меня в мыслях.
Но всё же, страшно зевая, я выглянул в коридор и обернулся в сторону 211-ой. Там одиноко у стены стоял пьяный до невозможности Мартын и громко икал. Увидев меня, он сильно обрадовался и поплёлся в моём направлении.
— Рыжий, — лепетал он мне, когда я предусмотрительно оставил дверь 215-ой полуприкрытой, — Рыжий, пусти меня к себе, я у вас прилягу, а то башка трещит.
— Вот и нам счастье привалило, — мрачно подумал я про себя, но, зная, что с пьяным лучше вести себя повежливее, с натянутой улыбкой произнёс:
— Ой, Маратик! У нас те-е-есно! Да и кроватей-то лишних нет! Сходи-ка ты, бедненький, в 211-ую — ты там живёшь, кстати, помнишь — там, наверняка, есть свободная…
Дальше говорить я уже не мог, потому что Мартын подошёл ко мне слишком близко. Не теряя ни секунды, я, сказав ему скороговоркой: «Спкной нчи!», быстро юркнул обратно в комнату и тут же закрылся на все замки.
Моментально послышались новые удары в дверь, которые, к счастью, были не столь продолжительными. В коридоре послышались чьи-то другие пьяные голоса, которые позвали Марата с собой.
Подождав около двери ещё несколько минут, я разделся и снова лёг спать с одной лишь мыслью убить любого, кто ещё посмеет потревожить мой покой сегодня ночью.
ЧАСТЬ 22. Дискотека № 2, или Что может сделать мамочкин спирт
— Владик, что это у тебя на окне лежит такое мокрое и слизкое? — спросил Рудик, доставая масло из межоконного пространства, куда мы складывали все наши скоропортящиеся продукты, так как температура воздуха здесь была куда ниже, чем в любом холодильнике.
— Что? Где? — Владичка трусцой подбежал к окну и склонился над свёртком, на который театральным жестом указывал ему Рудик. — А, да это мои сосиски! Я их сегодня, наверное, съем, если не забуду.
— Конечно, не забудешь, — подтвердил Рудик, — как и неделю назад, у тебя тогда ещё колбаса плесенью покрылась. Помнишь?
— Когда?
— Ну, ты ещё в тот день кефир себе на трусы пролил. Кстати, может быть, ты их, наконец-то, постираешь? А то у меня носочки попахивают. Освободи таз.
— Ага!
Владик отбросил все свои дела, схватил таз с бултыхающимися в нём трусами и убежал в прачечную.
— Может быть, ты сам выкинешь его сосиски, — спросил я, лёжа у себя на кровати и слушая до сих пор эту болтовню молча. — Всё равно они уже ни на что не сгодятся, только вонь от них идёт по всей комнате. И не бойся, он всё равно не заметит. А если вспомнит через неделю, то скажешь, что скормил их подыхающей кошке, чтобы долго не мучилась. Изобрази при этом гримасу скорби и отчаяния — у тебя это хорошо получается.
После этого я лениво поднялся и пошёл в коридор. Пахом с Султаном сидели на карачках около своей двери и курили. Я сел рядом с Султаном и попросил у него сигарету. Под удивлённые взгляды и аплодисменты я закурил вместе с ними.
Скрипнула дверь 225-ой и оттуда вышла Лариса. Проходя мимо нас, она остановилась около меня и спросила:
— Ну, и как, нравиться?
— А то! — ответил я.
— Теперь курить будешь?