Часа через два, расставаясь со Светой, я был уже чёрным и немного подстриженным.
— Ну, вот и всё, — сказал я ей, — ты отличный мастер своего дела! Наверное, мы больше уже не увидимся, так что спасибо тебе за всё, и успехов тебе! Прощай!
На улице тихо падал снег, а я шёл и думал, что вот оборвалась ещё одна нить, связывающая меня с городом моей мечты, а это значит, что грядущее неизбежно. Питер продолжал прощаться со мной. Чувство неописуемой тоски охватило меня целиком…
Приближалось 8-ое февраля — день нашей прощальной вечеринки. И чем ближе он был, тем больше я думал о том, что с такой головой я просто не могу присутствовать там. Дело в том, что, подстригшись чуть-чуть и покрасившись в чёрный цвет, мои волосики приобрели вид настоящей пакли, отчего мне самому делалось противно. Надо было, всё-таки, или оставить длину или состричь их совсем. Первое теперь уже отпадало, следовательно, оставалось только подстричься коротко. Поскольку Светочка тоже уже отпадала, а цены в местных парикмахерских просто отпугивали, то я решил попытать счастья у нашего хорошо всем знакомого Сони, который, как оказалось, умел немного стричь. Решался я на это два дня, а когда решился, стал добиваться аудиенции. На седьмой раз мне повезло. Заспанный Сони (в три часа дня) в одних трусах с удивлением слушал, как я ему что-то талдычу про свои волосики. К моему великому изумлению он быстро согласился и сказал, что минут через сорок будет у меня.
Так всё и вышло. Сони раскопал где-то настоящие парикмахерские ножницы, усадил меня на стул около нашего чертёжного стола (перед этим, правда, велел намочить голову) и началось. А минут через двадцать, узнав очень много интересного о своих сожжённых волосах, страшнее которых, как говорил Сони, он ещё не видел, я уже был в совершенно новом обличье. И, вообще, выглядел довольно круто. Сони, всё-таки, хорошо умел стричь, так что я даже сказал ему «спасибо», не смотря на то, что он брезгливо стряхивал со своих ладоней мои волосики, которые выпадали даже от малейшего к ним прикосновения.
— Испортил ты свои волосы, Рижий, — сказал Сони и ушёл.
А я это уже и так знал.
Наступило 8-ое февраля.
Предприимчивый наш староста Игорь выбил у комендантши комнату около лестницы на втором этаже, где студенты общаги обычно устраивали свои вечеринки. Из нашей же группы в ней мало кто был, поэтому всем, в том числе и мне, было очень интересно узнать, что она из себя представляет. Кроме этого Игорь взял на себя обязанности организатора сегодняшнего вечера, занялся доставкой продуктов и, вообще, ещё раз показал свой талант идеального организатора и руководителя. Нет, чтобы там не говорили, а староста у нас был классный.
Наша вечеринка планировалась на более позднее время, а днём нас ждала прощальная встреча с преподавателями на «Ульянке», которую организовал Гармашёв.
Вот почему уже с утра народ начал активно готовиться к торжественному, как мы думали, обеду. Вскоре выяснилось, что не все собираются на «Ульянку». Не могу назвать точно все причины этого, но вроде бы Васильев и Лариса собрались на вокзал отправлять часть своих вещей со знакомыми проводниками (я кстати тоже уже совершил два таких рейса, чтобы потом, в конце не переть с собой весь хлам, который бы просто не поместился в вагоне), кто-то оставался, чтобы помочь накрыть на стол. Татары не собирались идти, вообще, никуда. Зная, что мы пригласили на вечер Гарму (а куда от него денешься?), Наиль упёрся всеми выступающими частями тела и заявил, что если он туда пойдёт, то он не удержится от соблазна плюнуть Гармашёву в лицо — настолько сильна была у Наиля злость на питерского куратора. А надо полагать, что всё из-за последнего зачёта! Хотя и мы с Лёшей тогда находились в одинаковых ситуациях, однако, у нас злость на Гарму прошла очень быстро. А, вообще, кто знает, может быть, вовсе и не это было основной причиной такой вражды. Ну, всякое там бывает. Может, Наиль с Гармашёвым бабу какую-то не поделили, а может, Наиль усмотрел в нём сходство с Карлом Марксом и нецензурно об этом высказался в ответ на неосторожное Гармашёвское замечание о том, что Наилевское «Уау!» имеет явно неандертальские корни. И, вообще, каждый имеет право обижаться на что угодно и на кого угодно, я вот до сих пор имею непреодолимое желание дёрнуть пингвина-Киреева за его налакированный хохолок.
Мартын по совершенно неизвестным мне причинам тоже решил принять участие в этой акции протеста. Единственное, что мне приходит в голову, это просто чувство солидарности со своим другом, хотя, на мой взгляд, в данной ситуации это выглядело, мягко скажем, не очень умно. Но, повторяю, может быть, были и другие причины.