— Ага, я уже пробовала, — с сарказмом произнесла Булгакова, — они там заперлись изнутри на щеколду, а я ведь их предупреждала — не закрываться. Иди и сам их буди.
— А что это у вас лица такие сонные, — поинтересовался я, заметив у Кати, Султана и Пахома нездоровый цвет лица.
— Да, вообще, атас! — ответила Катя, — мы тут всю ночь не спали. Эти вот, — она указала пальцем на стенку, — в моей комнате всю ночь кричали. Прикинь, всю ночь стоны и вздохи! Заснёшь тут! Мы уж и в стенку колотили и ногами били — бесполезно! Я говорю — атас! Как, вообще, можно трахаться в такой холод?
— Ну, может, они там просто звёзды друг у друга на спине выжигали, — заметил я и пошёл к 212-ой.
Долгое время на мои стуки никто не отвечал, пока, наконец, минут через 10 не послышался сонный голос Мартына:
— Кто там?
— Вам телеграмма! — с фальцетом крикнул я, а потом, перейдя на обычный тембр, добавил:
— Хватит дрыхнуть! Давайте вставайте и отдавайте мне моё одеяло! Надеюсь, вы его там не забрызгали?
— Сейчас, Рыжий, подожди пять минут.
Я честно выждал пять минут и снова постучал. На этот раз за дверью что-то зашубуршало, щёлкнула задвижка и мимо меня проскочила какая-то наспех одетая девка, поправляя свою одежду на ходу. Я, не долго думая, вошёл внутрь. Перепуганный Мартын очень заволновался, сел на кровать, и весь закрылся одеялом, оставив наружу только голову.
— Рыжий, — завопил он, — иди отсюда, я голый!
— Ну, и что! Интересно, что это там у тебя такого, чего нет у меня? Может, покажешь? Давай одеяло! — я попытался рвануть одеяло на себя.
За открытой дверью набежала толпа любопытных.
— Рыжий, я голый! — завопил Мартын пуще прежнего, вцепившись в одеяло мертвой хваткой.
— Хрен с тобой! Чтобы через пять минут принёс одеяло ко мне!
— Ну, чего стоите? — крикнул я толпе за дверью, ожидающей бесплатного стриптиза. — Представление отменяется, у стриптизёрши месячные.
Ещё через пять минут Марат вышел в коридор уже одетый и протянул мне одеяло.
— Бр-р-р, ну, и холодина была сегодня, — поморщился он.
— Ну, и как она? Давай рассказывай, — пропуская мимо ушей Мартыновскую фразу, набросились мы на него с Султаном, который вышел в коридор покурить.
Булгакова, слышавшая всё это, скорчила презрительную гримасу и предпочла удалиться. Мартын же как-то сразу засмущался и пошёл к себе в 211-ую…
С делами мы управились быстро, так что надо отметить хорошую организацию наших проводов комендантшей. И со сдачей белья и даже с пропиской не возникло никаких проблем. Всё было сделано относительно быстро и без всяких там передряг. Так что в положенное время мы уже сидели на чемоданах в пустых комнатах.
215-ая представляла собой на редкость душераздирающее зрелище. Помимо того, что теперь вокруг были одни голые серые стены, и их холодность просто убивала своим неуютом, так ещё и Катя перетащила сюда все свои вещички, включая и неимоверное количество учебников. Ими были завалены все кровати, и я мог только предполагать, где же сегодня Катя и Владик будут спать.
Я бродил последний раз по знакомым и таким родным комнатам и не мог поверить, что уже через несколько часов не увижу их никогда. Думаю, что подобные чувства переживали и другие, только не все хотели себе в этом признаться.
О нашем отъезде знало всё крыло общежития. Сони и непальцы, встречая нас в коридоре, грустно смотрели нам вслед, а добрый Дэн даже решил помочь и съездить с нами на вокзал.
Нет таких слов, которые смогли бы передать мои чувства, когда я бродил по коридорам общаги, с нежностью рассматривая в последний раз её грязные обшарпанные стены. Здесь всё родное, и всё тебе напоминает о счастливых мгновеньях, которые ты весело и счастливо пережил вместе со своими друзьями.
Все, и я в том числе, понимали, что последующая жизнь в Астрахани будет сильно отличаться от той, которую мы прожили за эти два года. Мы будем видеться всего несколько часов в сутки, на лекциях, а потом все разойдутся, чтобы встретиться только на следующий день. Уже не будет этих ночных посиделок в чьей-нибудь комнате, никто не составит тебе партию в карты, и никогда нам уже не собраться всей группой на чьем-нибудь дне рождения, чтобы гулять до утра.
Это понимали все. Поэтому сейчас мы провожали наши студенческие годы и то прекрасное, неповторимое время, которое зовётся юностью…
Опоздав всего на пятнадцать минут, в коридоре показался Гармашёв. Его опоздание ничего не значило, так как автобус был заказан на достаточно раннее время, чтобы предусмотреть все возникшие вдруг незапланированные осложнения.