Нет, мы не то, чтобы были шокированы, мы просто намертво приросли к земле. Потрясённые только что услышанным, мы не могли проронить ни слова. Поэтому мы молча отдали курсовые и поплелись домой, где тут же замертво рухнули на кровати.
Последствия бессонной ночки начали сказываться, и было до глубины души обидно за то, что вся эта жертва пошла коту на подмывание. Остальные, более умные люди, которые предпочли вчера расслабиться, теперь радовались жизни и, не спеша, заканчивали курсовую…
Следующим утром, тихо завтракая у себя за столом, мы вздрогнули от неожиданного стука в дверь. Судя по звукам, стучали копытом. Владик пошёл открывать и обнаружил за дверью переминающего ногами от нетерпения Рябушко. Тот буквально влетел к нам, чуть не снеся дверь с петель.
— Е, Владик, — подбежал он к своему лучшему другу, — чего сейчас было! Сижу я у себя, вдруг кто-то в дверь стучит. Ну, я, значит, открываю, а там — девушка. Владик! Ты не представляешь себе, какая красавица! Так смотрит на меня и говорит нежно-нежно: «Извините, у вас спичек не будет». Я знаю, что они у меня где-то есть, и в другой ситуации я бы и искать их не стал. Но тут такая красотка. Я ей говорю: «Есть, конечно, сейчас только найду». А она стоит так скромно и чуть улыбается. Е! Я прямо чуть не кончил! Вышак!!! Спички нашёл, дал ей, а она так потупила глазки и говорит: «Спасибо вам большое, я позже занесу». И ушла.
Он ещё что-то продолжал гнуть, а мы с Рудиком сразу захотели посмотреть на это чудо. Кто знает, может быть, такое встретишь раз в сто лет…
Несколько часов спустя, погоняемый из туалета шваброй Бабы Жени — той самой бабкой-проституткой, которую я повстречал в туалете, и которая оказалась техничкой нашего крыла — к нам вбежал взволнованный Владик и, захлёбываясь от восторга, сообщил нам, что Рябушко только что показал ему девушку, которая просила у него спички, и нам надо было немедленно выглянуть в коридор, потому как это чудо именно сейчас по нему шло. Просить далее нас с Рудиком было излишне.
Мы выскочили из комнаты как ошпаренные и замерли в сладострастном экстазе.
По коридору нам навстречу, действительно, шло необыкновенное чудо, тут я не ошибся, и такое, действительно, можно встретить раз в сто лет.
Перед нами была лошадь Пржевальского, которая каким-то образом перемещалась на двух ногах. Её шварценегерские скулы и вся лошадиная морда целиком создавали довольно не двоякое впечатление, что умственные занятия не являются её любимым делом. Правда, была определённая фигурка и даже угадывалась талия, но всё равно ничто не шло в сравнение с её пржевальской физиономией. Да, вкусу Рябушко можно было только позавидовать.
Так мы с Димой и стояли как два дуба и смотрели на предел Рябушкинских мечтаний, пока юная Венера не скрылась в 219-ой комнате — через одну дверь от нас.
— И как это я раньше не заметил этот экземпляр, — с сожалением произнёс я, уже сидя в 215-ой, — ведь стоит её вспомнить, и у меня, наверняка бы, пропали приступы смеха, которые так часто нападают на меня в последнее время…
Где-то через неделю, когда настала моя очередь убираться, я взял ведро и пошёл в туалет. Там, склонившись раком над раковиной, стояла Венера Пржевальская и мыла посуду (здесь, наверное, стоит пояснить, что в нашем крыле мужской санузел и рукомоечная были раздельными, поэтому в последней появлялись представители обоих полов). Я подошёл к соседней раковине и стал набирать ведро, стараясь смотреть в окно, потому что как только я увидел ЕЁ, она ни на минуту не отрывала от меня взгляда. Наконец, подумав, что это просто невежливо стоять к НЕЙ жопой, я повернулся и столкнулся с ЕЁ пытливым изучающим взглядом. Мне не оставалось ничего другого, как тоже смотреть на НЕЁ. Положение становилось невыносимым, но тут вдруг юная Венера мило улыбнулась, обнажая ряды своих лошадиных зубок, и сказала:
— Привет!
— Привет! — ответил я.
— А меня Анечкой зовут!
— А я — Андрюха!
Ведро наполнилось, и я, прервав увлекательную беседу, поплёлся обратно, думая по дороге о том, что никогда не имел в числе своих знакомых настоящих лошадей по имени Анечка.
Первые питерские экзамены поражали своей халявой и простотой. Среди них особенно выделялся экзамен по какому-то машиностроительному предмету, который вёл смешной и ужасно добрый мужик со смешным названием Оскар Юльевич. Такая же смешная фамилия Фасолько позволяла надеяться на лёгкую и быструю сдачу. К тому же на экзамене разрешалось пользоваться конспектами! Это обстоятельство, вообще, всех убило. В Астрахани о таком способе сдачи экзамена и не помышляли. Там даже не могли подумать, что такое возможно. Сам же Фасолько объяснял этот факт тем, что «…это же ведь ваши конспекты. Ведь если вы в них что-то писали, значит, вы что-то знаете. Так какая разница?..»