Я окинул нашу 215-ую прощальным взором и постарался, чтобы то, что я сейчас вижу не осталось бы навсегда в моей памяти. В данный момент комната представляла собой ужасающее зрелище — эдакий притон бомжей. Везде были разбросаны верёвки, нитки, тряпки, тесёмки, бутылки, стаканы и мои дорогие однокурсники.
Стараясь не думать о том, что осенью всё это придётся выгребать, я взял первые попавшиеся чемоданы и, сказав 215-ой «Bye, bye», вышел, чтобы зайти в неё теперь только через 2,5 месяца.
На Московском вокзале я с небольшой кучкой народа остался сторожить вещи. Где-то через 2–3 захода весь народ со всеми вещами уже был в полной боевой готовности. Теперь точно таким же макаром надо было перетаскиваться из зала ожидания, где мы были, непосредственно на перрон.
Зная по опыту, где должен находиться наш вагон, мы попёрлись на самый дальний край платформы.
До отхода поезда оставалось 40 минут, и его пора было уже подавать. Но пока ничего подобного не наблюдалось.
Также оставшись сторожить часть вещей с кем-то, мы молча озирались по сторонам, как вдруг заметили, что стоящая рядом проводница уже полчаса что-то пытается нам объяснить.
— … А я вам говорю, что вагоны неправильно сцепили, поэтому ваш будет в другом конце состава.
Видимо, мы, всё-таки, ещё не совсем отдышались, потому что так и не поняли смысл её слов. Проводница как-то странно на нас посмотрела и помедленнее повторила тоже самое. До нас, наконец-то, дошла её вразумительная речь, и мы возмутились:
— Как это? Сколько раз мы здесь посылки от родителей встречали, всегда этот вагон был здесь!
— Вы что, не поняли? Я же русским языком сказала, что вагоны сцепили неправильно, и вам надо идти обратно.
— Да не слушайте вы её, — сказал я, — ерунда всё это. Будем тут стоять! И всё тут!
И мы продолжали топтаться на одном месте.
— Ну, и дураки! — вдруг разозлилась проводница. — Я же добра вам желаю. С чего бы мне вас обманывать? Идите сейчас, а то потом хрен успеете! А я вас в свой вагон не пущу!
Мы ещё постояли немного, а потом вдруг резко плюнув на всё, взяли чемоданы и попёрлись обратно. Всем встречным нашим мы на ходу объясняли ситуацию и бежали дальше.
А вот на горизонте появились татары со своими баулами. Вернее баулы со своими татарами, потому что на первое место надо ставить то, что больше. Полностью уверенный, что они меня видят, я ещё издалека начал им орать, чтобы поворачивали обратно и, не глядя на их реакцию, продолжал мчаться к началу перрона.
Только придя на место, я обнаружил, что поезд так до сих пор и не подали. Это было удивительно, так как до отхода оставалось всего 15 минут.
За ухом кто-то громко рявкнул, я обернулся и увидел Гармашёва. Карл Маркс пришёл проводить нас и трогательно просил передать Лубенко небольшую посылочку.
За 10 минут до отхода подали наш родной 259/260. Что тут началось! Проводница теперь уже нашего вагона вывертывалась наизнанку и истерично орала о перемене мест вагонов. Теперь те, кто этого не знал, с дикими криками бросились на другой конец перрона, тараня на своём пути всё живое. Началась потрясающая давка. Народ тусовался, и все прямо таки отрывались от этого. Снова на горизонте показались татары, которые стойко протискивались сквозь льющуюся в одном направлении толпу.
— Тэ! — набросились они нам меня. — Ты чё, сказать что ли не мог, что надо поворачивать? Идёт, главное, мимо нас, и хоть бы что.
— Да я, вообще-то, сказал, а то, что вы глухие — это не моя проблема.
— Ничё ты нам не сказал, — разбушевался Марат…
Не желая дальше с ним спорить, я начал влезать в вагон. Проводница, которую бесстыдно затолкали в её купе, орала оттуда благим матом и призывала всех к спокойствию.
— А вот, наконец-то, и наше купе, — сказал я, плюхаясь на жёсткую доску, именуемую сиденьем.
— А где Гармашёвская сумка? — спросил меня Рудик.
— Да вот она, в вашем купе, — указал я на какую-то серенькую сумку, которую видел первый раз в жизни. Почему я подумал, что она Гармашёвская — сам не знаю.
Тут стали загружаться татары, которые принудили Гармашёва следить за оставшимися на перроне вещами. К их величайшему удивлению, на их месте сидела гигантских размеров овчарка с мужиком и испугано смотрела на беснующуюся вокруг толпу. Марат принёс посылку для Лубенко, которая оказалась обыкновенным ящиком с какой-то рассадой. На кой чёрт Лубенко нужна была эта рассада, и какие такие редкостные экземпляры передавал ему Гармашёв, нас не интересовало, но озадачило.