Вот и в этот раз Султан, Пахом и Галя решили справлять встречу Нового Года отдельно в 210-ой. Кроме того, к Пахому приехала его очередная астраханская подружка, которая также собиралась праздновать вместе с ними.
Зато все остальные железно решили собраться в татарской 211-ой.
Скажу честно, от Нового Года я ожидал нечто большего. А то, что было, как-то не соответствовало моим мечтам.
Итак, с самого начала мы (на мой взгляд, слишком рано) в 11 часов вечера уселись за стол. Продукты изымались из наших запасов, а на водку и вино мы скидывались. Но надо учесть, что это была не домашняя мамочкина стряпня, и то, что мы наготовили, вряд ли хватило бы на всю ночь. Никто этого не учёл, и в 23–00 мы как изголодавшиеся гиены набросились на еду. Каким-то чудом не выпив шампанское, на которое все уже целый час пялились, мы дождались полуночи. Когда же та наступила, общежитие словно взорвалось. Отовсюду послышались дикие крики восторга, все выбежали в коридор, полетели пробки шампанского, непальцы начали целоваться, короче — полный вертеп.
Наконец-то, опустошив две бутылки шампанского, мы встали в коридоре сплошной непробиваемой стеной, решив замереть в глубоком пардоне перед фотографом Васильевым.
— Загородите кто-нибудь Владика, — шептал я своим ближайшим соседям, — он же ведь нам всю фотографию испортит.
Новый Год — великий праздник, наверное, самый главный, и поэтому одеты были все подобающе. Но нашего Владика ещё в первых числах декабря словно какая-то муха укусила. Тогда, рассуждая о своих будущих нарядах, он как бы невзначай сообщил нам, что Новый Год будет справлять во фланелевой рубашке. Мы тогда этому значения не придали, но когда Владичка стал повторять это каждый день, мы забеспокоились. Но нас он не слушал. Напрасно мы с Рудиком убеждали его не портить всем праздника, что фланель — это, конечно, здорово, но не для Нового Года. Тогда мы и совершили ошибку. Владик любил всё делать наоборот. И чем сильнее его в чём-то убеждаешь, тем сильнее в нём нарастает чувство сделать всё по-другому. Захоти мы, к примеру, утопить его — пошли бы с ним на Неву и сказали бы: «Владик, даже не суйся в воду!». И всё, проще простого — никаких признаков насилия, и хладный труп плывет против течения, не иначе как в знак протеста.
Об этом Рудик и я прекрасно знали и не раз пользовались этим его свойством — достаточно было попросить Владика о чём-то совершенно ненужном, и всё было вуаля, мы получали то, что хотели. Но тогда в декабре, видимо, затмение на нас какое-то нашло. Владик упирался с такой настойчивостью, будто в противном случае его обещали кастрировать.
— Это же круто, — пояснял он нам. — Все придут такие расфуфыренные, а я в своей фиолетовой фланелечке с синими полосками!
Пришлось прибегнуть к помощи со стороны. В срочном порядке в 215-ую были созваны его лучшие друзья — Лариска, Васильев и Рябушко. Рудик и я наивно полагали, что их добрый совет спасет нашу комнату от позора. Бесполезно! Лариска с Васильевым ничего не добились, а Рябушко, вообще, было на это наплевать, приди Владя на массовку хоть в трусах.
И вот сегодня, в новогоднюю ночь, среди элегантно- и красиво-одетого общества сидело большое фиолетовое пятно в очках и подозрительно щурилось на всё, что клали ему в тарелку.
После фотографирования толпы с Владиком почти на первом плане Васильев предложил продолжить застолье. И началась какая-то чертовщина. Во-первых: все бросились допивать спиртное, в результате чего все упились до чёртиков; во-вторых: хозяева комнаты, только каким-то чудом не блюя на пол, ушли к бабам, оставив 211-ую на наше попечение; в-третьих: в коридоре, вытащив татарские колонки, была устроена дискотека; в-четвёртых: подёргавшись минут 20, все разбежались, и остались танцевать только Галя, я и Пахом с подругой.
Куда все разбежались, было неизвестно. Где-то через час показались Наиль с какой-то подругой и принялись медленно танцевать. Конечно, тот факт, что из динамиков вырывались отчаянные звуки рэпа, не играл особой роли. Я из чистого любопытства наблюдал за ними. Однако, когда на девке засверкали ослепительно белые трусы (без шарящих татарских рук здесь не обошлось), мне чего-то стало не интересно, и я пошёл в 210-ую. У них был телевизор, а стало быть, какое-то развлечение. А когда в коридоре послышались знакомые голоса, я выбежал на вновь начавшуюся массовку. Потом, захотев перекусить, мы ворвались в 211-ую. Из-за шкафа раздавалась подозрительная возня и стоны.