Водитель словно того и ждал, чтобы с кем-нибудь поделиться своей радостью:
– Слава Богу, все кончилось. Мама мия! Кто бы мог подумать, что ночью буду уже в Москве! Хочешь выпить за мою удачу? – спросил он вдруг у Смагера.
– Наливай, – согласился Смагер. – Мне здесь еще трое суток стоять.
– А во сколько твою оценили? – вдруг со знанием дела спросил новый знакомый.
– Пятнадцать, – сказал первую пришедшую в голову цифру Смагер.
– А машине сколько лет?
– Почти шесть, – сочинял на ходу Смагер.
– Так что ж ты не подмаслил? Под лежачий камень, сам понимаешь, вода не течет. И у таможенников есть дети и внуки, которые хотят черной икры.
– Не знаю, к кому из них подойти, – развел руками Смагер.
Они подошли к длинному «Фольксвагену», и владелец сунул ключ в замочную скважину. Уселись на передние сиденья. Мужик достал из-под кресла открытую бутылку финской водки:
– Один стопарь я в Хельсинки выпил за удачную покупку, а сейчас можно врезать по поводу удачной растаможки.
– Так тебе ж ехать? – удивленно поднял глаза Смагер.
– Сначала выспаться бы неплохо. Я ведь всю ночь таможенника ублажал. И девочек ему покупал, и поил, и кормил. Да еще штуку баксов в планшетку засунул.
– Долго ты за ним ухаживал, – покачал головой Смагер.
– Даже очень быстро уболтал, – не согласился со словами Смагера владелец «фолька». – Они ведь тоже люди. Прежде чем что-то взять, присматриваются – а вдруг ты из этих самых, органов?
– Они тоже из органов, – принимая стакан с водкой, съязвил Смагер.
– Это точно – говнюки еще те! Я вот эту машину в Дании за шесть тысяч купил, две с половиной мне растаможка и дорога обошлись. В Москве толкану за десять. Итого за неделю навара будет полторы тысячи баксов. А он только с меня одного штуку поимел. Во как люди живут!
– Так, наверное, поделится с начальством.
– Может быть. Но через его руки за смену около сотни машин проходит. Пусть с десяти он возьмет по штуке… Кумекаешь, какие деньги крутятся? А когда автомафия растаможку проходит, там не штуки, а десятки, а то и сотни штук крутятся.
Они чокнулись.
– Ну, – сказал счастливчик, – за успех твоего безнадежного дела!
Смагер отломил корочку хлеба и взял кусочек колбасы. Поднес к носу, смачно занюхал и вернулся к теме разговора:
– Какая автомафия?
– Да ты что, с луны свалился?
– Я ведь в Швеции по путевке отдыхал. Скучная страна, деньги остались, вот и решил себе «вольвешник» приобрести. Если бы знал, какие мне предстоит пройти круги ада, никогда бы не позарился. Третий день в очереди стою.
Мужик впервые внимательно оглядел Смагера:
– Что-то я тебя здесь не видел. А ведь тоже двое суток проторчал.
– А чего здесь делать? – поднял брови Смагер. – Я очередь занял и жду в гостинице своего времени.
– Так ты целый год в этом порту торчать будешь. Понаглее надо быть. Ладно, в честь нашего знакомства уступлю я тебе своего таможенника. Давай-ка еще по сто граммов – и познакомлю.
Смагер подставил свой стакан, подумав о том, что малость переиграл. Нужно было как-то давать задний ход: машины у него никакой не было и с таможней раньше времени ему знакомиться не хотелось. Но и терять из виду взяточника не хотелось.
– Ты мне его покажи, а я сам к нему подрулю.
– Твое дело, – равнодушно сказал новый знакомый. – В самом деле, мне лучше отоспаться, а потом махнуть домой.
Они чокнулись. Но мужик вдруг отставил свой стакан на приборную панель и показал пальцем в окно:
– Смотри, смотри скорее! Вон он. Еремой зовут. То есть кличут его так. Потому что фамилия Еремин.
Таможенник Еремин шел вдоль строя машин, подолгу задерживая взгляд на водителях и их автомобилях.
– Видишь, изучает.
– Что изучает? – спросил Смагер.
– Ищет клиентов.
– Неужели их тут не хватает? – еще больше удивился Смагер.
– Ему откровенного лоха найти хочется. Такого быстро запугать можно, а потом и содрать побольше. Это я калач тертый. Знаю черные цены на растаможку. А во-вторых, боится на мента или проверяющего угодить. Знаешь, контролирующие органы в последнее время к таможне проявляют повышенный интерес.
– Вот козлы! – стараясь потрафить новому знакомому, выругался в свой адрес Смагер.
Но мужик, засунув в рот остаток бутерброда, задумался:
– Как сказать! Если этих наглецов не контролировать, то они совсем распоясаются.
– Ну, – набрал в грудь воздуха Смагер, – спасибо за ликбез. Надо сходить и посмотреть, как там моя очередь движется.
– А ты откуда, друг? – спросил хозяин «Фольксвагена», когда Смагер вышел из машины.
– А я разве не сказал? Земляк твой. Из Москвы. Может, телефончиками обменяемся?
– Записывай. Витек меня зовут. Звони по этому телефону. – И он протянул свою визитку.
Смагер поглядел на визитку, на которой витиевато было выведено «Виктор Семенович Кузнецов. Кандидат технических наук. Старший научный сотрудник Института стали и сплавов».
– А что делать? – на немой укор Смагера ответил кандидат наук. – Зарплату по полгода не выдают. Вот и приходится как-то подрабатывать. А ты где служишь?
– В Москве скажу, – улыбнулся Смагер и хлопнул дверцей.
6
Валька второй день ходил подавленный. Сколько не запрещал он самому себе заглядывать в записку, которую Климов написал для Натюрморта, а любопытство все-таки взяло вверх. На последней лекции он достал листок и развернул его. Климов упрашивал Натюрморта вернуть все деньги, которые он оставил ему для отправки за границу. «Натюрморт, – писал он, – я сделал ошибку, что послушал тебя и не сказал о существовании дипломата с валютой. Но мне кажется, что нас простят, если мы вернем все до цента. Давай вместе сходим к Сурену и признаемся во всем. Если ты не согласишься, то я вынужден буду обо всем рассказать сам. Свой ответ передай мне через Гонивовка. Климов».
Прочитав письмо, Гонивовк первым делом хотел сам зайти к Сурену и рассказать о своем попавшем в беду товарище и о подлости Натюрморта. Честно признаться, ему, Гонивовку, хотелось отомстить художнику за совращение Вероники. Конечно, он, как парень деревенский, как никто другой, понимал смысл пословицы «Сука не захочет, кобель не вскочит». Но тем не менее не снимал вины и с Натюрморта.
Валька все-таки решил не спешить с визитом к Сурену. Он хотел увидеть, как в нахальных глазах Натюрморта появится испуг, когда он ознакомится с запиской. Гонивовк был уверен, что художник запаникует. Такие, как он, только с виду кажутся смелыми и независимыми, а когда дело принимает крутой оборот, то спесь вмиг проходит.
Валька с трудом дождался звонка, который известил о конце учебного дня, и, забросив в сумку тетрадь, на которой всю лекцию рисовал каких-то чертиков, прыжками понесся к выходу.
Через полчаса он постучал в дверь мастерской Натюрморта.
– Кто? – раздался изнутри голос художника.
– Открой, Натюрморт, разговор есть.
– А, Отелло явился! – узнал он голос Вальки. – Я не пью. Да и разбираться с тобой из-за бабы мне нынче некогда.
– Никто и не думает пить с тобой на брудершафт. Да и не из-за бабы я вовсе. Весточку тебе принес от твоего напарника-эмигранта.
Натюрморт повернул ключ, и дверь раскрылась. Валька увидел опухшее лицо со смачным синяком под правым глазом. По всему было видно, что Натюрморт за прошедшие двое суток не мылся и не расчесывался. В руке он держал кисточку, с которой вот-вот должна была упасть капля розовой гуаши. Валька без спроса прошел в мастерскую. На рабочем столе – ворох бланков для регистрации автомобилей. С экрана компьютера светился технический паспорт. Тут же валялись несколько неудачных копий транзитных номеров.
– Ты что, налоговая полиция? Кто тебя приглашал в мастерскую?
– Сейчас узнаешь. Я, маляр ты наш, покруче налоговой полиции буду.
– Покруче, говоришь? – ехидно улыбнулся Натюрморт. – Как два слоновых яйца, обтянутых брезентом?
Вальке надоело состязаться в словесах, и он, вытащив из кармана Славкину записку, протянул ее Натюрморту.