Он не сказал, какие конкретные меры будет принимать, но Сальминг догадывался, что это будет какая-нибудь подлянка.
Они стояли на палубе парома, который с каждой минутой приближался к дому. Бьерн, еще раз взглянув на Лундкиста, понял окончательно, что переубедить бывшего товарища ему не удастся. Что ж, подумал он, придется отказаться от дальнейших услуг собрата-докера и при приходе в родной город дать ему полный расчет и выписку об увольнении.
Сальминг сплюнул за борт и в последний раз обратился к Лундквисту, который с гордо поднятой головой наблюдал, как чайки кружат над палубой парома.
– Черт с тобой, – сказал Сальминг. – За пять машин я получил чистой прибыли сорок пять тысяч долларов. Тебе причитается десять…
– Пятнадцать, – сухим голосом поправил своего босса Лундквист.
– Десять! – взорвался Бьерн. – Пять ты уже получил!
– По пять тысяч ты раздал всем. Это как бы премиальные и командировочные за рейс, – опять сухим голосом и без всяких всплесков эмоций уточнил Лундквист, – а прибыль, сорок пять тысяч, мы должны разделить в пропорции один к трем.
– Хорошо, – еще раз плюнул за борт Бьерн, – пойдем в каюту, и ты получишь все деньги сполна. Но, предупреждаю, больше я не хочу с тобой знаться.
Угроза Лундквиста не испугала. Он сжал губы в тоненькую линию и первым направился к каюте, которую они с Сальмингом делили на двоих.
Бьерн выбросил на столик перед Лундквистом три упаковки банкнот:
– Распишись, гад, и сделай так, чтобы я тебя долго-долго искал.
– Я к тебе в друзья не навязывался. Обойдусь как-нибудь и без твоей помощи.
– Прогоришь. Ты ведь без меня как ноль без палочки.
Лундквист свысока посмотрел на Сальминга и впервые улыбнулся:
– Вам виднее, сэр.
Он вышел из каюты, а Сальминг остаток пути просидел возле иллюминатора, размышляя о том, кто бы мог заменить Лундквиста. Напарник ему был необходим.
Из задумчивости его вывел длинный гудок парома, который уже входил в бухту и извещал встречающих и портовые власти о своем прибытии.
Сальминг взял чемоданчик и поднялся на палубу. На причале его должна была встречать Илза. А у него как раз имелся для нее небольшой подарочек. В Санкт-Петербурге, в небольшом ювелирном магазинчике с названием «Русские самоцветы», он купил для своей невесты золотые сережки с лазуритами. Его поразило сходство голубых камешков с цветом глаз Илзы.
Он заметил ее еще с парома. Она стояла в норковом манто и глазами искала его на борту судна. Ах, как долго она его искала! Бьерн даже обиделся: неужели такой неприметный? Он сошел на трап и помахал рукой в ее сторону, но она опять не заметила его приветствия, хотя вместе со всеми встречающими подошла к самому борту парома. Она была уже так близко, что Бьерн даже забыл о своей обиде. Он толкал спускающихся пассажиров локтями, крепко держал в руке чемоданчик и, забыв, что приехал не один, спешил к ней.
Наконец она увидела его и стала протискиваться к трапу. Он сошел на берег и хотел уже обнять Илзу. Но в это время его взяли под руки два человека в штатском:
– Господин Сальминг?
– Да, – завертел головой Бьерн в обе стороны, стараясь оглядеть двух незнакомых мужчин, – а в чем, собственно, дело?
– Бьерн, милый! – Илза в это время тоже протиснулась к нему и обняла двумя руками за талию. – Я так ждала тебя!
Так, вчетвером они вышли на свободное место из толпы, окружившей трап.
– Не могли бы вы предъявить свои таможенные документы? – попросил один из мужчин, не обращая внимания на радостные всхлипывания пока ничего непонимающей Илзы. – Вы обвиняетесь в мошенничестве…
– В чем дело, Бьерн? – услышав последние слова незнакомца, вдруг испуганно спросила Илза.
– Успокойся, девочка, – постарался улыбнуться Сальминг. – Скорее всего, это какое-то недоразумение и меня с кем-то путают.
Не выпуская чемоданчика из левой руки, правой он достал документы, протянул мужчине и тут же почувствовал, как на его запястьях захлопнулись наручники.
– Извините, мадам, – широко улыбнулся один из мужчин Илзе. – Со свадьбой придется года три подождать. Вашему жениху предъявляется обвинение в сбыте краденых машин и незаконном получении страхового возмещения.
Сальминг обернулся и увидел, как еще двое парней вели под руки Лундквиста. Тот улыбался и нагло смотрел ему в глаза.
– Сальминг, это ты втянул меня в свои махинации, – крикнул он ему и истерически засмеялся. – Я же говорил, что меня поведут за решетку только после тебя. Так и случилось…
– Какая сука! – процедил сквозь зубы Бьерн, отвернулся и увидел прямо перед собой Илзу. Она плакала.
– Кто? Я сука? – почти шепотом спросила она.
В это время к ним подъехала «Вольво», и Бьерна усадили на заднее сиденье. Между двух мужчин.
– Я люблю тебя, Илза! – громко крикнул он, когда дверцы уже закрылись и машина тронулась.
4
Шамиль пересчитал деньги. В дипломате, который передал ему Грек, было ровно шестьсот пятьдесят тысяч. Фотию нужно было отдавать миллион. Но Шамиль был далеко не уверен, что Фотий останется доволен этим самым миллионом. Аппетит, как известно, приходит во время еды. И нужно было совсем не знать повадок негласного короля игорного бизнеса, чтобы полагаться на его честное слово. Наверняка, когда Шамиль передаст Фотию «дипломат» с должком, игорный король не будет удовлетворен полученной суммой. Скорее всего, придумает какой-нибудь повод и попросит добавки. К тому же Шамиль знал, что если полгода назад московские братки сделали исключение для чеченца и позволили ему остаться на московском автомобильном рынке, то после этого случая с Фотием его всеми правдами и неправдами вынудят свернуть бизнес. А если дело к этому идет, то стоит ли расплачиваться с Фотием? Не лучше ли покинуть столицу и податься в южные края, поближе к исторической родине?
В каморку Сурена, где Шамиль только что пересчитал деньги, постучали. Дверь открылась и на пороге появилась балерина. В руке она держала дымящуюся сигарету. Глаза ее слегка припухли, но на лицо уже было наложено необходимое количество макияжа.
– Ну, как ты позабавилась с моими ребятишками, Лейла?
Она сделала затяжку и, ничего не ответив, отвернула голову в сторону.
– Да я смотрю, ты недовольна проведенным временем! Неужели и в самом деле влюбилась в Грека? Зачем он тебе, девочка? Если неделю назад он и имел какие-то деньги, то теперь он нищий. А ты, я это хорошо знаю, нищих не любишь!
– Почем тебе, Шамиль, знать, кого я люблю, а кого ненавижу? – Она подошла к столу, за которым сидел Шамиль, и затушила сигарету в пепельнице. – Зачем ты меня вызывал? Что я еще должна сделать, чтобы ты оставил меня в покое?
Шамиль поднялся, взял за подбородок балерину:
– Хочешь, я тебя сейчас отправлю к Греку и оставлю с ним навсегда?
– Что я должна сделать? – повторила она.
– Ты должна узнать, есть ли у него еще деньги?
– Но ты же сам сказал, что он теперь нищий!
Шамиль слегка оттолкнул от себя подбородок девушки:
– Это он так сказал. Но мне кажется, с него можно еще кое-что взять. Так вот, я тебя отправляю к нему. Так что постарайся убедить своего любимого, чтобы он собрал еще сто пятьдесят тысяч. Ему есть что продать.
– И если он отдаст?
– Я вычеркну его из списка своих друзей, а тебя из маркитанток. И оставлю вас в покое.
– А если у него нет?
– Тогда ты отработаешь. – Он хищно улыбнулся. – Это сколько клиентов нужно обслужить за сто пятьдесят тысяч долларов?…