Сделав принципом самоидентификации оборот «Я принадлежу…», система добилась того, чтобы оборот «Аз есмь…» звучал почти исключительно из уст царя – Аз есмь царь.
Глава V. ИГРА В ЦАРЯ
…Раби убо господие хотяще быти <…> царем же играху, яко детищем…
Пытаясь понять неистребимость самозванства, я стал размышлять о феномене игры. Но чтобы наш анализ оказался плодотворным, нужно принять во внимание историчность понятия «игра» и современность его смысла и лишь тогда приступать к поиску его значения в российском прошлом.
ХОЛОПЫ ИГРАЮТ В ЦАРЯ
Очевидцы Смуты первыми увидели связь между самодержавием и лжецаревичами. Об этом свидетельствуют «Хронограф» Ивана Тимофеева и «Сказание» Авраамия Палицына. Иван Грозный, пишет Тимофеев по поводу пребывания на русском престоле Симеона Бекбулатовича, «играл» Божьими людьми. Палицын, вспоминая о наплыве лжецарей в Смутное время, говорит, что «рабы… царем играху». Эти понятия – «раб» и «игра» – служат связующим звеном между самодержавным правлением Ивана и лжецаревичами, которые стали появляться уже после того, как пресеклась его династия. Игра – удел рабов. Вступив в игру, низводит себя до положения холопа Иван Грозный; потом свою игру начинают подданные государя, холопы по определению. Отнюдь не считая подобное упоминание игры, которое в обоих случаях имеет негативные коннотации, простой метафорой, лишенной эвристического потенциала, мы покажем, что слова Палицына, уподобляющего самозванчество игре, нужно воспринимать всерьез.
ИГРА НА ЗАПАДЕ И ИГРА В РОССИИ
Нам уже приходилось упоминать о том, чтó приказал сделать с мнимыми детьми Шуйского царь Михаил Федорович: им отрубили голову, содрали кожу в местах, где находились родимые пятна, якобы свидетельствующие о царском происхождении… Упоминая об этой истории, можно лишь заметить, что если здесь и присутствовала игра, она, мягко говоря, очень отличается от современного представления о ней. Поэтому к игре нам надо подходить так же серьезно, как это делала самодержавная власть. В равной мере это относится и к «игре в царя», перекликающейся с игрой в бобового короля на Западе. Однако в России вмешательство властей превратило ее из развлечения в трагедию. К примеру, в 1666 году тверские крестьяне в преддверии великого поста нарядили двух своих земляков в царей. Была пора масленичных гуляний. Во Франции в это время года «веселые братства» и прочие «аббатства дураков» выбирали Короля Пустойкошелек, Короля Балбесов, Кардинала Шаромпокати, Аббата Дураков, Аббатов Беспорядка, Герцога Дайподзад и великого Патриарха Венериков. В тверском селе двух «царей» увенчали воронками, изображавшими короны, и усадили на «трон», в роли которого выступали оглобли. Впереди шли несколько крестьян, державших в руках крынку с варенцом и шест с привязанным к нему пучком соломы, который предстояло сжечь в конце празднества; женское покрывало служило штандартом, несколько деревяшек – мушкетами. Невинная забава? Однако 7 марта владелец крестьян донес властям об их «преступлении», и царские эмиссары к девятнадцатому числу успели подвергнуть допросу с пристрастием 991 крестьянина. Те сознались, что двое из них были выбраны «атаманом и воеводою», хотя и не «царями». Боярский суд не смог доказать ни переодевания в царей, ни двойной коронации. Тем не менее 22 марта у обоих «царей» отрубили по два пальца на правой руке, их подельников высекли кнутом, а затем тех и других вместе с семьями сослали в Сибирь. За исключением детей младше десяти лет все остальные участники действа были биты палками.
ЦЕРКОВЬ И ИГРА
Столь быстрая и кровавая расправа над заигравшимися тверскими крестьянами была, вероятно, следствием живой памяти о Смутном времени, которой не давало утихнуть регулярное появление лжецарей. Но зачем наказывать и чего бояться, если игра ни при каких обстоятельствах не могла перерасти в политическое действо? Вопрос кажется закономерным, но лишь на наш, современный взгляд: в России в ту пору были запрещены любые элементы игры. До и после Смутного времени осуждению подвергалась именно игра как таковая (вне зависимости от наличия или отсутствия фигуры карнавального царя), оценивавшаяся в соответствии с религиозными представлениями о реальности. На пирушке, устроенной Иваном Грозным, князь Репнин отказался надевать маску, ибо это противоречило религиозным правилам, и заплатил за это жизнью. Князь Курбский, бежавший в Польшу, окрестил такие игры «сатанинскими забавами»: на ношение маски, которую не случайно называли «дьявольской мордой», и на маскарадное переодевание уже несколько веков было наложено табу. В XVII веке позиция Церкви оставалась неизменной. Впоследствии указ Петра I, предписывавший всем его подданным за исключением крестьян и священнослужителей переодеться в западное платье, был воспринят народом как требование обрядиться в маскарадные одежды, а стало быть, как доказательство антихристовой сущности императора.