В начале 20-х годов прошлого столетия Кафка беседовал со своим молодым почитателем о рисунке знаменитого Георгия Гросса – о том его рисунке, который символически изображает капитализм в виде франта-баловня, танцующего на деньгах бедняков. И Кафка сказал: «Этот рисунок и правдив и ложен… Сытый эротоман обладает властью над бедняком в границах определенной системы. Сам он, однако, не является этой системой. Он даже не властитель. Напротив: он тоже носит цепи, которые не изображены на рисунке. Рисунок неполон. Поэтому он плох. Капитализм – это система зависимостей, тянущихся изнутри - наружу и снаружи - внутрь, сверху - вниз и снизу – вверх. Все зависимо, все в цепях. Капитализм – это состояние мира и души…»
Монетарно-заточенный курс Путина, бьющий из нынешних «подрывных» антиномий, выглядит и предсказуемым, и внятным «наперед»: особенно, – когда вослед высокоорганизованной поддержке Прохорова, - повторно просматриваешь его предвыборные статьи и послевыборные клип-декларации. Это – тексты капитал-побудителя, прожекты «фанфарно-регрессирующего» ангела-хранителя, преодолевающего национально-исторический формат. Это - культивирование «денег», «собственности» и прочих «враждебных сущностей», обусловленных процессом народного растления, неовеществленного и тем не менее нарастающего. Это – алгебра «вывираемого напрочь» лучшего будущего, где на место буквенных величин будут поставлены арифметические значения и превратят «рациональный проект» в «расползающуюся пирамиду»... Но все это Владимиром Владимировичем Путиным прокламируется с такой самопоглащенной решимостью, с таким «карательным оптимизмом», что проникаешься верой: за этим великолепным анестезирующим арт-фонтанированием и впрямь что-то есть. По-крайней мере, не может не быть. И чувство крыла, возникающее как обещание полета, вольно-невольно «забирает» спину, направляет глаза к небу, к тому, чтобы они смотрели «поверх и вдаль», «держали орбиту».
Глава I
Сегодня, когда гордиевы узлы приходится рубить собственной жизнью и невозможно идти, а надо идти, под каждым богоугодным фрагментом следует ставить дату.
Риторика «помазанной» челяди
Когда мы произносим: Борис Березовский, то тут же вспоминаем кровавого Басаева, русских воинов-мучеников, запойного горемыку Ельцина и вертеп его приближенных, только своим лакейским уродством отличающихся друг от друга. В самый канун Нового, 2011 года, Борис Абрамович Березовский, без которого невозможны были бы ни Медведев, ни Путин, ни сегодняшний расчлененный, обманутый и оскверненный русский народ, следующим образом сформулировал задачу либерально-реперного действа:
«Путин – бандюк, а Медведев – растение, чистое растение, вообще, никто, но это растение имеет название – Президент Российской Федерации. И под него выстроились люди, которые недовольны тем, что делает бандюк. Элита российская, я говорю об элите в данном случае как о тех, кто принимает решения и влияет на принятие решений Медведева и Путина. Вот таких максимум пятьдесят человек... Сколько из элиты хотят, чтобы Путин остался в 2012 году? Отвечаю – ноль. Почему?.. Путин оказался злобным, опасным, жестоким и к тому же глупым… Поэтому не хотят больше его. Вот эти две или пять тысяч не хотят его: мстителен, опасен, непредсказуем… И поэтому очень важно, чтобы не Путин, а Медведев пришел в 2012 году. Очень важно, чтобы на следующие 12 лет не пришел Путин. Потому что тогда уже точно, абсолютно однозначно России больше не будет».
Этому кличу, точнее, стенанию Березовского российская пресса отвела значительное место в своих глумливо-устрашающих и маловразумительных прогнозах, а газета «Завтра» (№52, 2010) посвятила обозрение «К отставке все готово?». И, отдавая свое предпочтение – безнадежно-вынужденное, почти инсультно-летальное – Путину, понудила вспомнить Владимира Григорьевича Бенедиктова (1807-1873), который, невзирая на ярлык «бенедиктовщина», оказался, пожалуй, самым чутким «ловцом Перехода». То есть певцом, наделенным даром предчувствовать «священный миг кончины». Вот его строки, что в нашем случае вполне можно применить к Путину, вибрирующему под током высокого напряжения: «Видали ль вы преображенный лик правителя в священный миг кончины. В сей пополам распределенный миг, Где жизнь глядит на обе половины? Уж край небес душе полуоткрыт, Ее глаза туда же устремились, А отражать ее грядущий вид Черты лица еще не разучились…»