А теперь Кристина уехала.
И черт бы с ней, но единственное, что хорошо — Бася с ней отправилась.
И хорошо — и плохо.
Ежели все действительно так, как жена пророчит — то никогда он больше Басю не увидит. Зато жива останется. Кристина — она хвост из ловушки вытащит. Но коли жив он останется — ей — богу, запрет ее в монастырь! Черта ли в ней, в такой стерве? И повод будет хороший, никто не упрекнет!
К матери, что ли, сходить? Они ведь тоже в крепости остались, с сестрицей… *
* родственники Володыевского действительно оставались в Каменце во время осады. Вот жена уехала, стоило запахнуть жареным. Басю я выдумала, но кто знает? Если честно, зачитывалась в свое время Сенкевичем, и так хотелось, чтобы у них все сложилось… прим. авт.
Скрипнули ступеньки под чьими‑то шагами, скрипнула дверь.
— Пан Ежи… вы здесь?
Не ожидал мужчина услышать здесь и сейчас этот голос.
— Пани Барбара?
— Я…
Басенька стояла в дверном проеме, держа в руках свечу, смотрела громадными голубыми глазами…
— Пан… Ежи, я хотела с вами поговорить…
Сердце рыцаря оборвалось и ухнуло куда‑то.
— Вы… не уехали?
— Тетя уехала. А я осталась.
— Пани Барбара, это может быть опасно…
Вот сейчас она скажет, что передумала, что тоже уезжает… и к лучшему, все к лучшему! Но до последнего будет он помнить ее взгляд. С тем и в землю лечь не страшно…
Господи, пресвятая дева Мария, спасибо вам, дали в последний раз ее увидеть!
— Бася. Называйте меня Басей… пан, я знаю, вы женаты на моей тетке, я бесприданница и некрасива… но я люблю вас. Я хотела бы, чтобы вы об этом знали. Я остаюсь в крепости, чем бы все не закончилось. Я знаю, я никто, но… не гоните меня, прошу вас!
Онемев, глядел на девушку храбрый рыцарь.
— Пани Бася…
Девушка всхлипнула, прикусила губу…
— Я знаю, вы любите мою тетку, но она вас не любит.
— Я ее тоже не люблю… — Слова выдавливались с трудом через пересохшее горло. — пани Бася, если б я знал, если бы вы… если бы я увидел вас хоть раз до венчания — я бы женился только на вас. Я люблю вас, клянусь спасением души…
Ежи сделал шаг вперед и упал на одно колено.
— Бася… я не знаю, что у нас впереди, но коли отстоим мы крепость — вы уедете со мной? На Русь, во Францию, куда угодно? Поменяем имена… мы еще сможем быть счастливы…
— Ежи…
И не нужно было другого ответа. Только сияющие ярче звезд голубые глаза.
Будь проклята война?
Да.
И в то же время, ежели б война не стерла границы между двумя людьми, не показала, что важно, а что наносное — разве признались бы они друг другу?
Да никогда…
Не было между влюбленными ничего, кроме поцелуя, но и тот стоил побольше многих ночей, проведенных с ненужными и постылыми женщинами.
А потом они просто сидели рядом, держались за руки — и не могли наглядеться друг на друга, не могли друг другом надышаться…
Только когда рассвело и ушла Бася, Ежи смог размышлять и о делах насущных.
Турки?
Да плевать на них. Главное, что Бася любит его, действительно любит, а он — ее, только крепость до последнего защищать надо. Теперь — до самого последнего, да и он, как представит судьбу своей Басеньки, коли турки в крепость ворвутся, завыть от горя готов. Лучше уж самому себе пулю в лоб.
Или мину заложить и подорвать так чтобы побольше врагов с собой захватить.
Кстати — надобно бы…
А еще хорошо бы починить плотину, дабы ров был заполнен водой. Стены укрепить — ни хоть и толстые, да внутри‑то не камни — земля насыпана…
Оружие, опять же, хоть какие тренировки.
Да, и мать пригласить. Пусть поживет в его доме, чтобы про Басю мерзкие сплетни не пошли. Кристина‑то против была, а сейчас… уехала? Ну и черт с тобой!
Мрачные мысли одолели мужчину, и одолевали его до той поры, как нашел его вестовой.
— Пан комендант, голубиная почта…
— Откуда?
— Король пишет.
Володыевский задрожавшими пальцами развернул клочок пергамента. Всмотрелся в значки… выдохнул раз, еще перечел, помотал головой — и сунул оказавшемуся рядом Васильковскому.
— Брежу ли я?
Тот тоже пробежал глазами письмо.
— Ежи, мы спасены!
И было, было от чего утратить разум. Ибо содержало письмо всего несколько строчек. Но в этот миг Ежи не променял бы и ни на что другое.
Направляю подмогу. 10000 войска. Держитесь.
Так что домой Володыевский влетел, чуть ли не сияя. Обнял мать, покружил по комнате, отпустил, подхватил на руки Басеньку — та недоуменно смеялась, глядя на счастливое лицо любимого.