В радости Софья откровенно не поверила, за отсутствием радующихся. Что‑то никто тут с воплями 'УРА!!! Она выжила!!!' не бегал и чепчики в воздух не бросал. А и не надо, мы не гордые, но и бедными не будем. Дайте время и знания…
Софья закончила свои дела и попросила покушать. Хоть бы и кисельку…
Женщина, растрогавшись, унеслась за дверь, а девочка… да — да, именно девочка, кое‑как откинула одеяло и оглядела себя.
Ребенок и ребенок, что тут скажешь?
Косица системы 'крысиный хвост' из невыразительно темных волос, ручки — веточки, ножки — палочки. Все. Шрамов, вроде как нет, но под одеялом она лежит в рубашке. Кстати — ткань явно дорогая. И с вышивкой, даже чуть с золотыми нитями. Явно она тут не последняя личность. Или…
Мысли упорно не складывались.
Она из небедной семьи, но незаметно, чтобы вокруг нее народ суетился. Нет, пока еще рано делать выводы, вот соберет информации побольше…
В комнату вошла девушка — и внимание Софьи сосредоточилось уже на ней. Одета… кажется, это рубаха и сверху сарафан. Только красивый, вышитый, коса толстенная, в руку… А в руках поднос с посудой. И если Софье не отказали глаза — никакой нержавки и никеля. Дерево, серебро… все красивое, с любовью сделанное.
Девушка умело подошла и принялась кормить ребенка с ложечки. Кстати — ложка была очень красивая, костяная, но слишком крупная… чайных ложечек тут нету, что ли?
К концу кормления вернулась и первая женщина, с богато расшитым полотенцем, которым вытерла девочке рот и лицо.
После стакана киселя детское тело потянуло в сон — и Софья свернулась клубочком, отпихнув в сторону мешавшую подушку и неразборчиво пробормотав няньке:
— скаську…
Нянька поняла и принялась нудить что‑то из жития святых, про какую‑то тетку, которую то ли зарезали, то ли сожгли… Софье было все равно. Главным было другое.
Разговор, слова, обороты…
Она старалась впитать сколько успеет, прежде чем провалилась в сон. И последней мыслью было: 'надо учиться говорить, иначе спалюсь, как туалетная бумага в камине'.
Следующие три дня Софья активно выполняла свою программу. Училась, училась и еще раз училась.
Тело девочки выздоравливало достаточно медленно — и многое она сделать не могла. Легко ли быть взрослой в теле трехлетки?
Отнюдь.
Хочешь ты многое, а вот можешь… да ничего ты почти не можешь! Ничего! Даже мелкая моторика пальцев пока еще недостаточно развита, чтобы одеться. Пришлось Софье хитрить. Отсылать няньку за едой и тренировать пальцы, потом выбираться из постели, делать хоть какие‑то упражнения… такое ощущение, что ребенка вообще физически не развивали. Растет — и ладно!
Жуть!
Тело так быстро уставало, что день Софьи сократился до трех — четырех часов, остальное время она попросту спала. А пока не спала, Софья обследовала свою комнату. Поближе познакомилась с доброй теткой.
Это оказалась ее кормилица, Марфа. Софья называла ее то Мафа, то Маша, но тетку это не расстраивало. Лишь бы ребенок был жив — здоров. Это Софья готова была ей гарантировать.
Еще выяснилось, что сейчас сентябрь месяц и у нее недавно были именины. Семнадцатого числа. А вот спустя пять дней она и слегла.
Что матушка, тетушки и сестрички молятся за ее здоровье.
Кстати — самой Софье тоже пришлось молиться. Причем каждый день и по нескольку раз в день. Женщина тут же отметила в уме, что место это религиозное, но молитвы твердила как попугай Кеша. Незнание законов не освобождает от ответственности, а вот знание как раз наоборот. Будешь обладать знанием — выкрутишься при любых властях и любой погоде. Законы, конечно, ребенку никто не даст, но вот молитвенник…
'Псалтырь'.
Эта книга появилась в покоях Софьи через день после выздоровления и девочка сразу же потянула к ней руки.
— Осю…
То есть — хочу.
Разумеется, книга была предоставлена. Кстати, судя по изукрашенному переплету — одного жемчуга было не меньше, чем на три тысячи долларов, а еще тонко выделанная кожа, золотые уголки, голубые камушки…
Явно дорогая игрушка. И то, что ее так легко дают ребенку, который может и порвать, и что угодно сделать…
Но — не стоило с самого начала так поступать с ценной вещью.
Софья открыла книгу — и уставилась в нее, как баран на новые ворота. И игры в этом почти не было.
Кто не верит — открываем книгу на старославянском и читаем от всей души. Бегло так, весело, живенько… одно написание букв доставило Софье несколько часов жестокой головной боли. Но постепенно глаз приноровился выхватывать из нелепицы отдельные буквы, составлять из них слова, а там и складывать их в нечто осмысленное.
Перевод пока удавался не очень, но смиряться девочка не собиралась. На самом деле между фразами: 'К сублизингу применимо общее правило о субаренде, согласно которому арендатор вправе возобновлять договор субаренды в пределах срока аренды без дополнительного разрешения арендодателя, если последний дал согласие на субаренду, но не оговорил ее предельного срока' и 'сесвята́я Тро́ице, Бо́же и Соде́телю всего́ ми́ра, поспеши́ и напра́ви се́рдце мое́, нача́ти с ра́зумом и конча́ти де́лы благи́ми богодухнове́нныя сия́ кни́ги, я́же Святы́й Дух усты́ Дави́довы отры́гну, и́хже ны́не хощу́ глаго́лати аз, недосто́йный, разуме́я же свое́ неве́жество, припа́дая молю́ся Ти, и е́же от Тебе́ по́мощи прося́'* имеют много общего. Сначала это может казаться бредом, но потом смысл таки находится. И часто затраченное время впоследствии окупается трижды.
* У автора под рукой есть текст на старославянском языке, но приводить его здесь просто не имею возможности, т. к. часть использованных там знаков не имеет аналогов на клавиатуре. Поэтому взят наиболее приближенный аналог. Прим. авт.
А еще Софья старалась успокоиться. И это было совсем не лишним.
Легко сказать — я взрослый человек в теле трехлетнего ребенка. Да — да, трехлетнего, теперь Софья это знала, нянька пару раз упомянула ее третьи именины. А вот жить?
Говорить внятно ты не можешь. И половину звуков просто не выговариваешь.
Моторика пока еще настолько не развита. Да и вообще, судя по усталости, девочка активного образа жизни не вела. Не мышцы, а сопли. Кисель. И это нужно было срочно исправлять. За второй шанс спасибочки, но ведь такое тело болеть будет не переставая. А этим Софья была уже сыта по горло.
А еще привычка.
Когда последние тридцать лет ты командуешь людьми, тебя слушаются беспрекословно, твои приказы выполняются, стоит только пискнуть… ты к этому очень быстро привыкаешь. А сейчас твое мнение никого не интересует. Ты — просто живая кукла.
Тебя любят, заботятся, тетешкают, тискают, выполняют твои желания в меру разумения — но и только‑то. А вот серьезно слушаться… Софья быстро поняла, что единственный доступный ей метод воздействия сейчас — слезы. Не истерика, нет. Истеричных детей в любые времена сначала шлепают, а потом слушают. А вот именно, что тихие горькие слезы…
Кстати — это тоже был плюс и немалый, у этого тела получалось красиво плакать. Раньше Софья в жизни не рыдала еще и потому, что чревато было долгими последствиями. Опухало лицо, надолго краснели глаза, в носу зверски хлюпало еще сутки,… в этом теле так не было. И можно плакать вволю, когда ничего не распухает, только слезинки бегут по щекам. И Софья уже этим пару раз воспользовалась, когда требовала псалтырь и когда нянька застала ее прыгающей на месте и попыталась уложить. Тогда Софья отвоевала себе свернутый в жгут платок на скакалку — и продолжила занятия. И еще через пару часов, снова и снова.
Пока еще плана у нее не было. А что можно планировать из таких мелочей, которые прорываются?
Хотя пару раз…
Царь — батюшка твой на охоту поехал, царица, матушка глаза проглядела, ожидаючи, в тягости она, сынка родить мечтает…
Интересно, у этой девочки правда отец — царь?
Выкристаллизовывалось много интересного.