Царевна Софья.
Только вот пока за него царевну не отдадут. И просить не стоит, только что в ссылке окажешься. А вот как матери об этом сказать?..
— Мам…
— Завтра же могу тебе десяток невест показать. И все счастливы с нами породниться будут.
— Я…
— Ты не хочешь. — Феодосия смотрела серьезно. — Ты, как и я. Я ведь твоего отца любила. Не потому за Матвея замуж не иду, что сладко в грехе жить. Боюсь я, что все между нами — мара, морок туманный. Проснуться боюсь, взглянуть — и разлюбить. Как тогда мужу в глаза смотреть буду?
Ваня взял ладонь матушки в свои руки.
— Мам… ты ведь счастлива. Ты изнутри светишься. Такое не погасишь…
— Боюсь я покамест. Да только и ты тоже светишься, сынок. Особливо как из Дьяково возвращаешься или едешь туда. Там она живет?
— Там, — таиться смысла не было.
— И кто ж она?
Ваня вздохнул. Мать не торопила, но смотрела так, что и без ответа ее оставить не получится. Понимала, что таиться он не станет — хватит. И то сказать — возраст. Других уж давно оженили… но и неволить сына?
Нет, так она не поступит. Даже если девочка из безродной семьи — все равно ее примет.
— Сонюшка.
— Ох…
Феодосия даже за сердце схватилась. Заболело вдруг. Никогда ничего такого не было, а тут словно иголкой острой кольнуло. Одна была в Дьяково Сонюшка, лишь одна. Остальных девушек Ваня мог и Софьями, и Соньками величать, а Софьюшкой или Сонюшкой — только одну.
Царевну Софью Алексеевну.
Да что греха таить — думала Феодосия и о таком повороте. Но…
— А она знает ли?
— Она меня как брата любит. — Синие глаза сына были грустными. — Ребенок она еще…
— Да уж шестнадцать ей минуло! Другие в таком возрасте детей на руках качают!
— Она — не другие. Она — единственная…
И столько тоски у него было в голосе, что Феодосия поняла — это все. Конец.
Ни на ком другом она сына не оженит.
Хотя… конец — не венец! Она и сама под венец шла не особенно смышленой… потом поумнела. Может быть, Софья сейчас и не догадывается о Ванечкиных чувствах. И такое может быть.
— А она кого еще любит?
— Нет, мам. Меня и Алексея. А других людей для нее словно бы и нету.
— Это уже лучше, чем ничего. А ты ей о своих чувствах говорил ли?
— Так ты не против?
Улыбка стала ему ответом. Против? Сынок, да для твоего счастья я землю с небом смешаю! Горы переверну, моря осушу… а тут всего лишь такое! Да, она царевна, да, пока жив Алексей Михайлович — ее за тебя не выдадут. Но потом-то?
Неужто Алексей Алексеевич, царем став, другу не поспособствует?
— Я хотел вернуться из Крыма и поговорить с ней.
Боярыня подумала немного:
— Может, оно и правильно. Не грусти, сынок, она тебя уже любит…
— Как брата.
— Остальных она и так не любит, сам сказал. А ежели любовь есть — она обязательно себя окажет.
— Не будешь никого иного мне сватать? — прищурился Ваня.
— Не буду. Ни к чему.
Феодосия была далеко не глупа. Если сейчас она примется активно женить сына — он ее врагом станет, не простит мечты разрушенной. А вот ежели она чуть подождет…
Коли Софья Ванечке от ворот поворот даст — тогда и женить его куда как легче будет. А коли согласится и любовью на любовь ответит — так лучшей невестки и пожелать нельзя. Умна, красива, царского рода… единственный недостаток у нее — тоща больно. Ну да хорошая повитуха с детьми поможет.
И мать ласково улыбнулась сыну, показывая без слов: — я довольна твоим выбором, мальчик мой.
Софья и не знала, какие грандиозные планы строятся в голове у боярыни. Она разглядывала мужчину, стоящего перед Алексеем, для чего в ширме давно были проделаны специальные отверстия.
Сильвестр ей нравился — по внешнему виду. За это время он не сильно изменился, разве что стал осанистее и приучился держать себя достойно.
Высокий, на вид лет тридцати, с отличной осанкой, маленьким животиком и ухоженной бородкой. Руки тоже ухоженные, волосы кудрявые, глаза темные, яркие, властные…
Звездочет…
Первое впечатление — неглуп, коварен, опасен.
Второе? Да то же самое. Тогда, несколько лет назад, его сюда направил Алексей Михайлович. Сейчас же с ним беседовал царевич. Наследник престола.
— Что ж. Рекомендации у тебя наилучшие. — Братец лениво цедил латинские слова.
Сильвестр поклонился — без особого раболепия, но уважительно:
— Государь, я счастлив, что вы соизволили обратить на меня свое благосклонное внимание.
Ишь ты…
Не государь царевич. Государь.
Прощупывает?
Алешка тоже обратил на это внимание.