Скрип двери вернул их к действительности. В комнату вошла Анна Ми, бледная, дрожащая, с выражением ужаса в широко раскрытых глазах.
– Что с тобой, Анна Ми? Неужели они осмелились?.. – спросил Деруледе.
– Нет, они только перерыли всю кухню… они устроили допрос мне и Петронелле.
– О ком они расспрашивали вас?
– О тебе, о твоей матери, о… нашей гостье. Деруледе видел, что кузина сильно взволнована; ее тонкие пальцы судорожно сжимали лист бумаги.
– Анна Ми, – ласково сказал он, – ты так взволнована, точно произошло что-то ужасное. Что это за бумага?
Девушка потупилась, стараясь, по-видимому, собрать все свое самообладание. При первом взгляде на нее Джульетта окаменела и неподвижно ждала своего смертного приговора.
– Эту бумагу дал мне гражданин Мерлен, – несколько спокойнее ответила Анна Ми. – Он долго выпытывал, не знала ли я, кто написал это анонимное письмо. Оно было написано на листке бумаги и брошено в ящик для доносов.
– Странно! Я не знал, что у меня есть тайный враг.
– Мерлен спросил меня, хочу ли я взглянуть на почерк, – внезапно произнесла Анна Ми и в упор взглянула на Джульетту. – Я, конечно, пожелала узнать, кто же – это низкое создание, предавшее тебя в руки безжалостных негодяев? Кому ты сделал зло?..
Мерлен дал мне эту бумагу, полагая, что кто-нибудь из нас узнает почерк.
Деруледе протянул руку, чтобы взять листок, но в этот момент взглянул на Джульетту и остолбенел – вскочив с кресла, она в мгновение ока очутилась рядом с Анной Ми. В комнате наступила мертвая тишина, и в эту страшную минуту Деруледе на лице Джульетты прочел все. Это была молния, поразившая его идеал, его счастье, его божество. Мадонна умерла. Перед ним стояла только прекрасная женщина, которой он был готов отдать все сокровища своей любви. Так вот награда за спасение жизни, за нежную любовь и гостеприимство!
Она уже не старалась скрыть свою вину и беспомощно смотрела на Деруледе, словно у него же молила защиты от дальнейших оскорблений. Может быть, она надеялась, что его любовь слишком велика, чтобы исчезнуть безвозвратно.
– Дай мне эту бумагу, Анна Ми. Может быть, мне удастся узнать почерк моего злейшего врага.
– Теперь это уже лишнее, – медленно проговорила Анна Ми, бросая бумагу и не сводя взора с Джульетты.
Деруледе поднял бумагу, развернул и. увидел, что это чистый лист.
– Да на ней ничего не написано! – вырвалось у него.
– Ничего, кроме истории предательства, – с торжеством ответила Анна Ми.
– То, что вы сделали, чудовищно и позорно, Анна Ми.
– Возможно, но я узнала правду.
Она уличила-таки предательницу, унизив ее в глазах любившего ее человека. Идол упал с пьедестала. Но, подняв взор на Деруледе, она поняла, что разбила его жизнь.
Его лицо сразу как-то осунулось. На нем выразилось глубокое отчаяние.
Джульетта не отрывала от него взора, но ни о чем не думала, ничего не сознавала, только чувствовала в душе одну сплошную ужасную пустоту.
Деруледе невольно вспомнил о спрятанном Джульеттой портфеле. Но он не смог допустить возможности внезапного полного перерождения Джульетты, не смог поверить в ее любовь к нему, в ее отчаяние и желание спасти его. Он невольно пришел к заключению, что, вторгнувшись в его дом, Джульетта издевалась над ним и над его любовью. Он еще раз взглянул на нее, и она прочла в его глазах такой глубокий укор, что, внезапно выйдя из своего оцепенения, бросилась перед ним на колени, и ее белокурая головка склонилась до земли под бременем вины и позора.
Деруледе не шевельнулся, не поспешил поднять девушку, и только раздавшиеся на лестнице шаги заставили ее быстро встать на ноги.
Она исполнила свой долг. Раскаявшаяся, униженная, она теперь была готова к искуплению.
Приход Мерлена положил конец тяжелой сцене.
– Гражданин депутат, – обратился он к Деруледе, – могу сообщить вам приятное известие – мы не нашли ничего предосудительного, но я все-таки должен доставить вас в Комитет общественной безопасности.
Деруледе достаточно владел собой, чтобы не показать перед Мерленом ни удивления, ни удовлетворения, но не мог понять, каким образом не нашли его портфеля. Он мог лишь радоваться тому, что опасность более не грозила ни его матери, ни Анне Ми, ни гостье, имевшей право на его покровительство.
Обнимая на прощание мать и пожимая руку двоюродной сестре в присутствии Мерлена, Деруледе ничего не мог сказать им в утешение. Проходя мимо Джульетты, он поклонился и едва слышно прошептал: «Прощайте!» Она молчала, и только в ее глазах он прочел ответ на свое прощальное приветствие.